Вадим Кожевников - Годы огневые

— Так, значит, окончательно не хочешь оставаться на субботнике? — спрашивала Зина, гневно блестя глазами.

— Окончательно, — вздохнул Зухин.

Круто повернувшись, Зина решила, презрительно пожимая плечами, отойти от Зухина. Но из этой демонстрации ничего не вышло. Огромные, облепленные глиной отцовские сапоги, которые Зина надела для субботника, требовали к себе внимательного и серьезного отношения; каждое лишнее легкомысленное движение могло вывалить Зину из сапог; этого она не учла и потому стояла она на одной ноге,, дрыгая другой в воздухе, а сапог мрачно и непоколебимо стоял, вросший в глинистую почву, зияя пустым черным жерлом голенища. Зухин хотел использовать смех и замешательство, вызванные Зининым падением, для того, чтобы незаметно улизнуть. Но Виктор Савцов, встав в ораторскую позу на платформу с мусором, героически вытянув руку, возвестил:

— Сейчас слово для протеста по поводу принудительного труда в СССР предоставляется Павлу Игнатичу Зухину.

Паровоз в ответ пронзительно взвизгнул, дернулся впе–ред, и Савцов со всего размаха сел на кучу хлама, прикрывая гримасу боли с трудом склеенной улыбкой. Савцов прощально помахал рукой, а Зухину торжественно вручили лопату с ручкой, обернутой бумагой для красоты и гигиены, как пояснил Зухину Семен Коротыгин. Через десять минут Зухин забыл о существовании костюма, в увлечении лазил на коленях под вагоны выгребать завалившийся мусор, прыгал со всего размаха на мягкие кучи хлама, демонстрируя свою ловкость и удаль. После субботника костюм не имел уж того блестящего вида. Зухин с грустным вниманием рассматривал бурые сырые пятна на коленях и жирный растек мазута на рукаве пиджака. Подошла Зина, с деловитой серьезностью обследовала повреждения костюма и заявила, что пятна на рукаве можно вывести бензином, а брюки пусть высохнут, а потом щеткой. И Зина взглянула на Пашку такими теплыми ласковыми глазами, что тот даже зажмурился. Ведь Зина знала, что Зухин надел новый костюм только для нее.

Макар Калиныч Нещеретьний, главный механик Краматорского металлургического завода, посланный на ряд заводов Донбасса для изучения конструкции разливочной машины, вернулся из своей командировки и делает доклад о результатах поездки на комсомольском собрании штаба по постройке машины. Макар Калиныч говорил тусклым, уставшим голосом:

— Товарищи, также сообщаю вам, что рыковский завод отказался делать для нас оборудование: объясняют тем, что загружены очень.

Это сообщение собрание встретило взволнованным гулом, но сквозь него бьются искры удовольствия.

— Ну и пускай, пускай! Мы и сами сделаем, зато никто не будет говорить нам — помогали.

— Ребята, — вскакивает со своего места Миша Нехотящий, зав. комсомольским отделом газеты «Краматорская правда», бывший фабзаяц и слесарь на металлургическом. — Ребята! — голос Нехотящего звенит и бьется от возбуждения. — Разливочная будет пущена в срок. Вы слышите, Макар Калиныч, — будет пущена, и мы, мы… — Нехотящий делает глотательное движение, машет руками, хочет сказать такое величественное, сильное, но его перебивают, вскакивают с мест и тоже кричат Макару Калинычу взволнованное и непонятное. Макар Калиныч стоит один с обмяклым растерянным лицом, что–то щекочущее подступает к горлу. Макар Калиныч шмурыгает носом и беспомощно улыбается.

В литейной все, к чему ни притронешься, покрыто тонкой пеленой крупной шершавой пыли, даже провалившийся сквозь стеклянный фонарь крыши прозрачный солнечный отблеск плавает в цеху голубоватой пыльной дымкой. Земляной пол, глухой, мягкий, задавлен тяжелыми громоздкими деталями; обросшие землей, они похожи на только что выкорчеванные корни гигантских деревьев. Формовщики, сидя на корточках, старательно утрамбовывают в опоках маленькими толстыми толкушками прелую остро пахнущую жженым железом иссиня–черную землю. Постовые сквозной бригады разливочной ходят по цеху с серьезными сосредоточенными лицами. Им вверено штабом ответственное дело — деталь разливочной должна идти в производственном потоке с наибольшей скоростью поверх основного потока. Бригада модельщиков Голона выполнила досрочно задание, им ответили бригады литейщиков Пастернака и Зубрицкого сверхударным выполнением заказа. Детали разливочной пользуются всеобщим покровительством и уважением: их встречают всегда с улыбками и шуточками. Обрубщик Терехов, скаля желтые изъеденные зубы, с нежной хрипотой выдавливает из прокуренной глотки при виде детали разливочной: «А вот она такая–сякая, немазанная–сухая, пойди сюда, я тебя сейчас, милая, оголублю», и, навалившись гулкой грудью на пневматическое зубило, сотрясаемое глухой дрожью, он сдирает с детали коросты наплывов, щетину вверившихся формовочных гвоздей. Но как ни старался Терехов, а в обрубочной образовалась пробка. Тяжелые громоздкие слитки задавили маленькое помещение обрубочной. Посоветовавшись с бригадой, Терехов решил остаться после работы на несколько часов, чтоб «ликвидировать пробку как класс».

Обрубочная расположена у выхода цеха. Литейщики шли после работы чумазые, пропитавшиеся запахом жженого чугуна, с радостным облегчением, какое всегда чувствует человек после работы.

— Что, ребята, — подсмеивались они над обрубщиками, — затыркались? Может, вам пособить, вы попросите.

Коренастый обрубщик с мясистыми покатыми плечами, зло ворочая тяжелую деталь, через силу выдохнул:

— Ну, что ж, подсоби — и то дело, чем языком во рту плескать.

— Хе–хе — подсобить, а вы потом за мое усердие деньжонки получать будете? — отбрехивался литейщик.

— Мы? — Обрубщик оставил деталь и, обдавая горячим дыханием литейщика, проговорил, задыхаясь от обиды: — Мы на чужих руках не загребаем, мы соединенную упряжку в пользу Осоавиахнма можем, во!

— Это здорово, ой да Семен Игнатич, угробил, ну что ж, придется, видно, помочь.

Литейщики начали переодеваться. Терехов, большой гастроном, хорошего табачку вытащил, пачку папирос высшего сорта и, победно ею потряхивая, кричал:

— А ну, работнички, налетай: для такого случая не жалко. Эх, была не была, назавтра другие купим — налетай, ребята!

И ребята налетели. В другое время никогда у Терехова не выпросишь: уж очень он на папиросы жаден. Так организовался «самотеком» субботник. Пробка была в два часа ликвидирована, детали разливочной поступили в механический цех, где была проведена уже подготовительная работа и их давно ждали.

Ветер, пропыленный сухим колючим снегом, раздираемый на клочья железными лезвиями конструкций подъемного сооружения разливочной машины, со скрежетом и воем метался по строительной площадке. Работа по монтажу идет полным ходом. Разгоряченные работой ребята не чувствуют, как куски холодного продрогшего ветра падают в рукава, за воротник, как сваренные едким шипящим голубым пламенем автогена, пропитанные жгучим морозом железные детали конструкций льнут холодком к телу. Ведь весь завод с напряженным вниманием следит за их работой, о разливочной говорят, волнуются. Митька Холопин висит на животе на самом верху подъемного сооружения, вниз свисают две болтающиеся ноги в огромных распухших валенках. Холопин крепит блок, работа трудная и ответственная. Внизу стоит обрубщик Терехов, он задрал кверху голову, из желтой сморщенной шеи торчит хрящеватый кадык.