Федор Кедров - Советсткие ученые. Очерки и воспоминания

Скульптура эта на стене Пейшулинской пещеры изображала, скорее всего, какого–то знатного воина–аристократа. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы сразу же отпала мысль, что ее мог выполнить ради шутки какой–нибудь фальсификатор нашего времени. На ней лежал явственный отпечаток прошедших веков. С нами необычным языком говорил настоящий мастер, художник высокого класса, достигший высот культуры своего времени, а не просто ремесленник.

Теперь можно было представить себе тот путь, что привел древнего мастера к созданию этого шедевра. Как и мы, он видел те же странные фигуры, похожие на обезьян и слонов. Из тьмы на него пугающе и чудесно взирали загадочные маски и химеры. Протиснувшись по жидкой пещерной грязи сквозь узкую щель в последнюю, самую потаенную полость пещеры, он увидел прекрасную, почти живую человеческую шею. А над ней овальное расширение, выпуклость по форме и размерам такую же, как обычное человеческое лицо. На ней не хватало только деталей — глаз и рта. И, загоревшись мгновенным порывом, он взял нож, а потом какое–то зубчатое орудие, оставлявшее на мягком камне легкие, еле заметные параллельные штрихи, точь–в–точь такие, как на лицах знаменитых скульптур из древнего Бенинского царства в Африке. Высекая лицо, неведомый скульптор бережно оставил на месте причудливый натек сталагмитовой массы слева. Он был так похож на пышный локон и так хорошо лежал! Этот локон, сделанный нечеловеческой рукой, смягчает суровость изваянного некогда в темной глубине пещеры гордого и сурового лица. И уж не он ли придает всей скульптуре такой неуловимый налет женственной грации?..

Вылезая обратно из узкой расщелины в первый большой зал, я коснулся рукой скалистого выступа, висевшего над головой, и сразу почувствовал что–то гладкое, такое же выпуклое, как на скульптуре «Спящей красавицы». Когда свет свечи упал на выпуклость, мы увидели не только овал лица, чем–то напоминающий лица бодисатв и святых на изображениях со стен древних буддийских храмов, но и еле заметные очертания рта в виде выпуклой каймы с углублением внутри. Это была вторая, еще никем не замеченная скульптура, только лишь незаконченная или поврежденная временем. И уж совсем неожиданным оказалось еще одно скульптурное изображение, обнаруженное на левой стене большого зала. Сверху, на высоте трех с половиной метров, на нас глядел грозный лик, выполненный в той же манере, что и первая скульптура, и тем же способом. Мастер и здесь использовал готовую сталагмитовую основу, которая явно подсказала ему поворот головы. Резко очерченный нос, разлет бровей, ощущение огромной динамической мощи, крутой поворот головы — совсем как у врубелевского поверженного Демона. Конечно, это была не копия знакомой картины, но это был Демон, гордое и могущественное существо титанической силы и страсти. После того как были тщательно обследованы сантиметр за сантиметром, метр за метром все стены и потолок пещеры, все ее закоулки и выступы, вся масса сталагмитовых наплывов, я вдруг увидел над самым входом в большой зал одну маленькую полость. Из нее на меня в упор смотрела миниатюрная головка, также вырезанная из сталагмитовой выпуклости. Она была похожа на жемчужину, спрятанную в глубине морской раковины. И точно так же, как у всех остальных пейшулинских скульптур, мастер, чьему резцу она принадлежала, не тратил лишних усилий на свою работу. Он ограничился небольшим: подчеркнул овал лица, наметил нос, рот. Все остальное за него сделала природа. Однако и эта скульптура, как все остальные, имела собственный неповторимый облик. Она напоминала каким–то неуловимым и тонким сходством сасанидские геммы — изображения на драгоценных камнях в древнем Ираке. И наконец, еще одна скульптура была обнаружена в пещере «Спящей красавицы» — лицо мужчины.

Так никому не известная пещера на реке Пейшуле оказалась настоящей художественной галереей, подземным музеем древнего искусства.

Перепачканные желтой грязью, усталые и продрогшие от холода и сырости, вылезали мы из своего пещерного святилища. Кругом сияло ослепительное солнце, вдали шумела Пейшула, от распаренных кустов и трав шел терпкий осенний запах. А перед нашими глазами все еще стояли удивительные и загадочные образы подземного мира.

Так кто же и когда именно вырезал на сталагмитовых глыбах эти пластические образы далекого прошлого? Чья рука первой прикоснулась к причудливым натекам сталагмитов, чтобы вызвать к жизни «Воина», «Демона», «Бодисатву» и миниатюрную «сасанидскую» головку в ее нише–раковине?

Летописи и археологические раскопки дают теперь представление о том, что высокие культуры и могущественные государства средневековья, Бохай и чжурчженьское государство Цзинь, оставили свои следы на территории Приморья и Приамурья. Создатели этих государств — древние тунгусские племена–уже в VII–IX веках нашей эры, в одно время с Киевской Русью, распахивали пашни на плодородных равнинах в долинах Суйфуна и Сучана. Они строили свои горные гнезда–крепости в той же долине Майхэ, где находится Пейшулинская пещера. У них были поэты, художники, ученые. Онр создали свою национальную литературу, а бохайский театр завоевал сердца японцев в ту блестящую эпоху расцвета придворной культуры, когда столицей японского государства был древний город Нара. Может быть, в пещере на Пейшуле побывали скульпторы древнего Бохая или цзиньские мастера? Во всяком случае, по степени совершенства скульптура Воина, а вместе с ней и фигура Демона из нашей пещеры не уступают всему, что дошло до нас из той эпохи.

Повторяю еще раз: существенно, что цивилизация средневекового Дальнего Востока выросла не из каких–то чужеземных корней, а имела местную основу, свои собственные корни, которые глубоко уходят в туземную почву, в глубь истории местных, аборигенных племен. Нашли же мы на Голубиной сопке под слоем с обломками серых чжурчженьских, а может быть, и бохайских сосудов селище первых земледельцев, вооруженных каменными орудиями труда. И уже в конце первого тысячелетия до нашей эры существовали на территории Приморья и позднейшей Кореи мощные государственные объединения, оставившие глубокий след в летописях Восточной Азии. В этих летописях, переведенных на русский язык знаменитым русским востоковедом Иакинфом Бичуриным, есть рассказ о пещере предков правящего дома одного из древних «варварских» государств Восточной Азии. Судя по всему, пещера эта помещалась где–то в районе нашего Приморья или поблизости от него…

Вернувшись из экспедиции, в один из зимних вечеров я перелистывал страницы «Двадцати четырех династийных историй» и наткнулся на раздел, посвященный династии Когуре, правившей в начале первого тысячелетия нашей эры, задолго до возникновения Бохайского государства. «На востоке страны, — говорилось в летописи, — — имеется пещера, которая называется Сухель–пещера духа Су. В десятом месяце, когда собирается народ всей страны, изображение духа Су водворяется у реки, находящейся в восточной части страны, и там совершается жертвоприношение ему».