Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

— Согласен, я имел в виду последнее.

Кивнув головой в знак того, что понял, Шамиль продолжал:

— А что касается того, что я не радуюсь, пойми меня. Аргут недруг мой и твой в условиях поля брани. Он выполнял лучше других то, что ему предписывали и говорили владеющие властью и троном во имя укрепления мощи своей страны. Но радоваться такой страшной беде, постигшей даже самого худшего врага, не следует, как вообще не следует радоваться чужому горю. Трудно сказать, что ждет впереди каждого из нас. Я предпочел бы смерть, чем быть живым, скованным параличом, отличаясь от мертвеца лишь неотлетевшей душой. Аргут был достойный противник любого из нас, ты ведь лучше должен знать его.

— Да, я хорошо знаю этого армянина, — начал вспоминать Даниель-бек. — Юнкером лейб-гвардии начал он службу. На Кавказ приехал в 1827 году в чине майора, во время турецкой войны за успехи в боях получил Георгия IV степени, а немногим позже за усмирение казикумухцев получил Георгия III степени. С тех пор в течение двадцати трех лет не выходил он из огня боевых действий, но, видимо, прошел свое.

Даниель-бек умолк, глядя перед собой. Шамиль спокойно разглядывал смуглое лицо собеседника с типичными чертами азиата, с жесткой щетиной черной бородки и усов. Он не сомневался в том, что не с этой одной новостью приехал Даниель-бек к нему в декабрьскую стужу. И на самом деле, после некоторого молчания Даниель-бек сказал:

— Приехал человек с письмом от Сеид-Мехмед-Эмин-бея. — Видя, что Шамиль пытается вспомнить знакомое имя, пояснил: — От турецкого консула, находящегося в Тифлисе.

— Помню, помню. Этот османду, несмотря на то что находится к нам ближе остальных и пользуется большими правами, редко дает знать о себе. Где посыльный? — спросил он у Даниель-бека.

— Здесь, ждет приглашения.

Шамиль несколько раз хлопнул в ладоши. Дверь распахнулась, показался Салих.

— Пусть войдет чужестранец, — сказал имам.

Высокий худощавый человек в одежде горца, с удлиненным смуглым лицом, азиатским разрезом карих глаз, переступив порог, опустился на колени. Сделав земной поклон, не поднимаясь на ноги, он подполз к сидящим и сел на собственные ступни перед имамом.

— Как зовут тебя? — спросил Шамиль.

— Керам-Бетли-оглы, — ответил незнакомец.

— Откуда родом?

— Из Карского пачалыка, но последние годы проживал в Стамбуле.

— Где служил или кем работал?

— Числился в третьем табуре второго алая Четвертой турецкой армии в чине капитана. Затем был переведен в штаб Анатолийской армии и вскоре отправлен муширом Зарифом-Мустафа-пашой через Каро в Тифлис к консулу Сеид-Мехмед-Эмин-бею с бумагами.

— Значит, ко мне ты пришел с письмом от консула? — спросил Шамиль.

— Нет, с письмом от султана.

Имам терпеливо стал слушать рассказ турецкого офицера.

— Когда я в первый раз прибыл в Тифлис, Сеид-Мехмед-Эмин-бей отправил меня в Закатал к своему человеку, где я некоторое время занимался ремеслом хлебопека. А консул тем временем обратился в дипломатическую канцелярию с просьбой выдать свидетельство на свободный проезд до границ Анатолии нарочному, отправляемому в Эрзурум с нужными бумагами. Удостоверение было получено на имя служащего консульства Ибрагима-Али-оглы. Воспользовался свидетельством я и возвратился в Стамбул. Там вновь взял письма, адресованные на имя консула и к тебе от султана Абдул-Гамида и других должностных лиц имперской канцелярии, и тем же путем прибыл в Тифлис. Три дня пробыл я у консула, затем через Закатал пробрался сюда.

После этих подробностей Керам-Бетли-оглы подпорол подкладку теплого бешмета, извлек из-под нее свернутый лист бумаги и протянул его Шамилю. Имам стал читать:

«Всем народам Дагестана, Чечни и в особенности имаму Шамуилу, его сподвижникам и другим мусульманам:

Затем мир! Я посылаю вам это письмо с просьбой быть бдительными и разведывать все, что касается вас и нас, и сообщать нам через осторожных, доверенных людей. Опасайтесь проклятых гяуров. Они уже убедились в том, что вы не останетесь в их руках и не будете в числе подданных коварного царя, который, по дошедшим до нас слухам из других вилаетов, готовится двинуть свои силы против нас. Поразмыслите над этим и не будьте небрежными, если вы такой народ, которому можно доверять. Не склоняйтесь к врагу, который не имел у вас успеха. Если вы, повинуясь небу, всем сердцем склонитесь в нашу сторону, клянусь аллахом, вы найдете больше, будете возвышены и достигнете высокой степени. Готовьтесь и вы прийти на помощь во имя общего дела.

Светлейший султан Абдул-Гамид и его приближенные».

Прочитав письмо, Шамиль сложил его вчетверо и передал вошедшему секретарю Мухаммед-Тахиру, а Кераму-Бетли-оглы сказал:

— Я ознакомлю с письмом членов нашего меджлиса, затем напишу ответ.

Ответное письмо имам написал на следующий день.

«От бедного Шамиля — султану Абдул Меджиду, который управляет всеми мусульманскими народами, которому желаю, чтобы аллах дал постоянную силу и всякое достоинство. Рай есть под тенью шашек! И мы поистине подняли мечи за веру и независимость, будучи стесняемы год от года неверными. Воюя с давних времен с врагами веры, мы лишились силы и теперь не имеем достаточного количества войск, которое можно поставить противу врагов. Мы также лишены средств и находимся в бедственном состоянии, не имея материальной помощи ни от кого в течение всего этого времени. Лишь только аллах был нашим помощником, покровителем и благодетелем. Мы будем готовиться, но выступим только тогда, когда более сильные и мощные единоверцы отвлекут и ослабят общего врага и помогут нам оружием и другими средствами.

Нет бога, кроме аллаха.

Имам народов Дагестана и Чечни — Шамиль».

Шамиль верил в силу Османской империи. Он не знал, что этот период был наитяжелейшим периодом крушения ее былого могущества. Раздираемая внутренними противоречиями, потрясаемая восстаниями зависимых народов, терзаемая косвенными дипломатическими махинациями и прямыми агрессивными действиями извне, Турция была на краю гибели. Входящие в ее состав африканские государства — Египет и Тунис — на деле уже принадлежали Англии. Европейская часть с проливами Дарданеллы и Босфор, являющимися воротами нескольких морей, были главной мечтой Англии и царской России, которые после победы над Наполеоном в войне 1812 года стали великими державами, вершившими судьбы народов Европы.

В своей беседе с английским послом Николай I говорил: «Я против постоянного занятия Константинополя русскими, но он ни в коем случае не должен перейти во владение англичан, французов или какой-нибудь другой великой нации. Также я никогда не допущу ни попытки восстановления Византийской империи, ни того расширения Греции, которое превратило бы ее в сильное государство. Тем более я не допущу раздробления Турции на мелкие республики — убежища европейских революционеров. Чем мириться с одной из этих возможностей, я скорее начну войну и буду вести ее, пока у меня останется хоть один солдат, хоть одно ружье. А в случае крушения Оттоманской империи княжества Сербия, Болгария и другие должны остаться под моим управлением. Египет, остров Крит могут стать английскими владениями». И вообще, заявил в заключение царь, в случае распада государства турок, разрешение территориальных вопросов не представит затруднений. Единственно, что необходимо, это чтобы Англия и Россия столкнулись между собой.