Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Соединившись с авангардом, Аргутинский стал на некотором расстоянии на холме, начал окапываться и строить гнезда для пушек. На третий день его артиллерия открыла огонь по крепости во фронт. Пехота и кавалерия ударили во фланговые позиции гор Али-Мамед и Сугур. Штурм обеих гор удался, мюриды на второй день были выбиты и отступили к Чоху. Аргутинский установил орудия на вершинах обеих гор и направил с двух сторон огонь артиллерии на крепость.

Урон, наносимый осажденным, был настолько сильный, что мюриды вынуждены были прятаться в норах, не отвечая на огонь противника. Башни, возвышавшиеся над стенами крепости, были разрушены. С каждым днем все больше и больше становилось щербин на мощных крепостных стенах, и с каждым днем становились они ниже. В одну из ночей Муса вместе со своим гарнизоном покинул крепость через потайные ходы и пришел в Чох. Когда Инкау доложил имаму о том, что Муса явился, оставив крепость, Шамиль велел собрать всех наибов, вышел с ними к Мусе, которым стоял на сельской площади со своими воинами, и, показав рукой в их сторону, сказал:

— Посмотрите на этих вояк. Они пришли со склоненными рогами. В них ослабла храбрость, а может быть, их покинуло мужество.

— Имам, может быть, мы достойны войлочных нашивок, но, клянусь аллахом, иного выхода не было. Мы уподобились полевым мышам в стогу, который подожгли, — попытался оправдаться Муса.

Шамиль ответил:

— Истинно гяуры день и ночь работают над усилением своей мощи. Они держатся за законы и приказы, издаваемые проклятым царем, зубами, руками и ногами. А вы — только мизинцем и большим пальцем держитесь за учение пророка. Клянусь аллахом, я не оставлю чалмы ни на одной голове, если вы сейчас же не вернетесь в крепость. А ты, Муса, — Шамиль обратился к начальнику гарнизона, — не забывай, что в немирные дни становишься воином… Если так легко думаешь отдать крепость Аргуту, можешь потерять не только чалму, но и неплохую голову.

Купец Муса вернулся в крепость. На помощь ему Шамиль послал своего сына Гази-Магомеда с мюридами. Они понесли с собой много бревен и шерстяных мешков. К утру мешками, наполненными землей, и бревнами они заделали бреши и возвели новые преграды. И так день за днем мюриды, работая по ночам, восстанавливали разрушения, а Гази-Магомед со своими людьми, укрыв надежно орудия, посылал ответный огонь в течение дня в сторону противника.

Аргутинский пробовал поджечь бревенчатые преграды зажигательными снарядами, но мюриды тушили их, поливая водой из пруда, устроенного внутри крепости. Тогда главнокомандующий бросил часть сил к источнику, который питал крепость. Но Шамиль, заметив их, послал отряд навстречу и заставил повернуть смельчаков Аргутинского обратно.

В течение месяца продолжались осада крепости и стычки между отдельными отрядами Шамиля и Аргутинского. В начале второго месяца осады дозорные сообщили имаму об исчезновении войск противника. Как оказалось, генералу Аргутинскому из Тифлиса, через горы Анцуха и Капучи, доставили приказ Воронцова — немедленно выступить на юг в сторону Джар и Белокан, присоединив к себе полк генерал-майора Суслова, квартировавшего в Шуре. В приказе говорилось, что из Алазани на Закатал, во фронт Даниель-беку, ударит генерал Григорий Дмитриевич Орбелиани.

Аргутинский был взбешен тем, что его так ловко провел Шамиль. Маневром в сторону Чоха имам дал возможность Даниель-беку проникнуть в южные магалы лезгинской кордонной линии, находившейся на границе с Грузией.

Из долины Самура в Джары и Белоканы через Главный Кавказский хребет вели две дороги. Одна, разработанная русскими, — Военно-Ахтынская, через Салават спускалась в Шипское ущелье, откуда до Закатала оставалось пять трудных переходов. Другая, пробитая горцами, была короче и выводила к Элису.

Ни тот, ни другой путь не избрал Аргутинский, поскольку оба давали большую кружную петлю, а Даниель-бек за это время мог дойти до Кахетии. Он решил идти прямиком, на Главный Кавказский хребет, и через Гудур-Даг спуститься к Закаталу. Аргутинский думал, что достаточно будет одного его появления, для того чтобы Даниель отказался от своих намерений.

— Давайте покажем Шамилю, его наибам и мюридам, что русские могут пройти массою и там, где с большим трудом проходят горцы. То есть нанесем ему и нравственный удар, — сказал Аргутинский на военном совете.

Избранный путь на запад поднимался на Дульты-Даг — один из высоких отрогов Главного хребта, а оттуда спускался к Кусуру. Хотя расстояние до Ихрехского ущелья, где располагался аул Кусур, — небольшое, но чтобы пройти его, нужно приложить немало усилий.

Отряд выступил на рассвете. Солдаты шли по склонам крутых кряжей, глубоким ущельям, местами засыпанным снегом, скользя по отвесным скатам скал. Впереди — проводники-горцы, составлявшие туземную милицию. Цепляясь за голый плитняк, они медленно передвигались, выбирая места поудобнее. За ними гуськом, ведя на поводу лошадей, — кавалерия. За конными следовали саперы и рабочие команды от всех батальонов во главе с инженер-полковником Миллером. Саперы и строители расчищали тропы на косогорах и крутых спусках для пехоты, артиллерии и вьючного обоза. Двигались иногда ползком над темными пропастями, нитью, держась друг за друга, то поднимаясь на вершины поднебесных кряжей, поражающих взоры заоблачным видом, вечными снегами ослепляющей белизны, то упираясь вытянутыми ногами в каждый уступ, скользили вниз, поддерживая друг друга и животных.

Это было в последние дни августа. Дождь, преследовавший от Кази-Кумуха до Дульты-Дага — первого отрога Главного хребта, сменился густым молочно-белым туманом. Трудно было солдатам, но еще труднее стало проводникам, которые на ощупь отыскивали дорогу. Неожиданно поднялся страшный ветер. Вихри сваливали с ног усталых людей и животных. Но только у вершины Дульты-Дага туман стал рассеиваться. И к полудню, когда отряд достиг макушки горы, показалось чистое небо. Высота почти 10 000 футов над уровнем моря.

Спуск был еще труднее. Съезжали с горы чуть ли не лежа на спине, регулируя движение согнутыми ногами. И все-таки отряд благополучно спустился в долину и расположился на ночлег в тихих ложбинах подножия.

На второй день предстоял подъем на Кутур-Даг, где не только о дорогах, но даже о тропках не могло быть речи. И опять солдаты двинулись ползком по узким карнизам отвесных склонов, по скользким скалам и осыпям. Только к полуночи спустились с Кутур-Дага, чтобы поспать несколько часов.

На третий день предстояло перевалить через последний отрог Главного хребта — Кусурский. Этот переход был самым тяжелым. Подъем начался с рассвета. Он был настолько замедлен, что арьергард мог тронуться с места только в сумерках. Утро было пасмурное, с полудня пошел густой мокрый снег. Он вначале падал хлопьями, затем превратился в мелкую крупу. А люди карабкались, скользя, падая и поднимаясь, все выше и выше. И чем дальше шли они, тем больше усиливался мороз. Холодным огнем он обжигал лица, руки, проникал сквозь одеревеневшие шинели и пронизывал насквозь потные солдатские тела. Арьергард лишь на заре третьего дня достиг бивака у разоренного аула Кусур.