Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Переночевав во Внезапной, Бекович пошел по следам отступавшего в сторону Чечни Гази-Магомеда. Жители Эндери оказали русским сопротивление. Бекович прошелся по селению огнем артиллерии. Уцелевшие сакли предал огню. Немногим жителям удалось спастись в окрестных лесах. В схватке под Эндери пал Ирази-бек.

Гази-Магомед, передохнув в Аухе, углубился в чеченские леса, заманивая противника. Слишком поздно разгадал полковник Бекович коварный маневр врага. Когда он повернул солдат обратно, нехоженые тропы дремучей глухомани оказались перерезанными. Отряды пеших мюридов, обойдя русских с флангов, засели в чащобах. Жестокий бой завязался в лесу.

Бекович, не дав возможности противнику измотать его силы, форсированным движением пошел на прорыв. План удался. Полк вырвался из окружения, но с большими потерями: пока он дошел до Ауха, половина его состава была истреблена. Артиллерия, обоз со снаряжением и продовольствием остались в руках горцев.

Гази-Магомед с большими трофеями возвратился к стертому с земли аулу Эндери.

Разбитые части Бековича укрылись во Внезапной.

Имам не стал осаждать крепость. Он направился к Аксаю. Постояв там несколько дней, вновь вернулся в Аух. В старый чеченский аул стали сходиться добровольцы Нижней и Верхней Чечни. Они составили большой отдельный отряд, во главе которого были поставлены молодой ученый Ташов-Гаджи и чеченский мулла Уди.

Собравшись на совет, чеченские старейшины посоветовали Гази-Магомеду напасть на Кизляр. Имам согласился. Город был взят беспрепятственно. Истребив небольшой гарнизон, находившийся в городе, мюриды разорили его и с богатой добычей, которую поделили с союзниками, прибыли в Чумескент.

Прорыв через Кавказскую линию, удавшийся мятежным туземцам, стал известен императору Николаю I. Выразив недовольство, он приказал тщательно расследовать все обстоятельства и доложить ему.

Какой шаг предпримет пача Арасея против восставших народов Чечни и Дагестана?

Возвратившись в свое урочище, имам поехал в аул Казанище, на родину Ирази-бека, и там, на дорогге у въезда в селение, поставил сын-таш — надгробие, которое ставится в знак памяти воину, павшему на чужбине.

В лесу, принадлежащем шамхалу тарковскому, в нескольких верстах от Казанища, Гази-Магомед начал строить укрепление агач-кала. Руководил строительными работами Шамиль и молодой каменщик Ахвердиль-Магома, сын армянина Ахвердяна, бежавшего когда-то в Аварию от преследования персов. Приняв ислам, Ахвердян женился на аварке и навсегда поселился в горах. Ахвердиль-Магома приобрел большие познания в строительном деле от своего отца. Он хорошо разбирался в породах камней, в растворах, скрепляющих камни. Кроме того, молодой мастер считался отличным наездником и метким стрелком. Это было главным для имама, ибо всякий мастеровой, ученый, лекарь, писарь, как считал он, — сначала воин.

Казначей имама — ашильтинский Юнус — никак не мог забыть девушку из еврейского магала в Тарках. Где бы он ни был, даже в самые тяжелые минуты походной жизни, образ красавицы еврейки преследовал его.

Шамиль подшучивал над ним:

— Юнус, ты убежден, что это была дочь Мардахая, может быть, жена домового приворожила тебя в сакле менялы?

— Все может быть, — отвечал казначей. — Но кто бы она ни была, я готов за одну ночь, проведенную с ней, отдать полжизни.

— О легкомысленный соловей, слишком дешево ты ценишь свою жизнь — ради минутного чувства похоти готов пойти на связь с нечистой силой, — смеясь говорил Шамиль.

— Это не похоть, а любовь, ты знаешь, что такое любовь? — возражал Юнус.

— Ерунда, и это чувство должно контролироваться и сдерживаться здравым разумом.

— А если я схожу с ума, если мои чувства не подчиняются рассудку?

— Тогда люби, никто тебе не мешает.

Юнус тяжело вздыхал.

Возвратившись в Чумескент, он сразу разыскал Мардахая. Бедный пленник лежал на лохмотьях в маленькой глинобитной хижине. Он не ответил на приветствие казначея и даже не повернулся в его сторону.

— Послушай, ты жив или нет? — спросил Юнус.

— Наполовину жив, наполовину мертв, — ответил Мардахай.

— Тогда обрати в мою сторону живую половину своей физиономии, — с раздражением сказал казначей.

Пленник нехотя поднял голову, повернулся к своему господину.

— Тебя кто-нибудь здесь обидел?

— Кроме Юнуса, никто, — ответил старик.

— Чем? — спросил казначей.

— Ты думаешь, обида заключается только в слове или ударе кинжала… Посмотрел бы я на тебя, окажись ты на моем месте. — По щекам старика покатились слезы.

Юнусу стало жаль Мардахая. «На самом деле, — подумал он, — ведь ничего худого не сделал мне этот несчастный старик. При чем он, если его дочь нанесла мне оскорбление, я бы с удовольствием перенес бы такое же оскорбление еще раз». Он чуть было не высказал вслух своего желания.

— Послушай, старик, не убивай себя тоской и переживаниями, я освобожу тебя, только попозже, а сейчас ты мне очень нужен.

— Тогда скажи, пожалуйста, зачем я тебе нужен?

— Я полюбил Мазай, — прямо сказал Юнус.

— Вах! При чем ее отец? — с удивлением спросил Мардахай. — Насколько я знаю, влюбленные джигиты умыкают красавиц, а не дряхлых стариков отцов.

— Она не попалась мне в руки, иначе не избежать бы ей этой участи, — ответил Юнус.

— И слава богу, что не попалась, со мной можешь делать что хочешь, мне терять нечего, я свое отжил, — сказал Мардахай.

— Послушай, белобородый, давай не будем ссориться, говорят, худой мир лучше доброй ссоры, помоги мне повидаться с твоей дочерью.

— Хорошенькое дело — сидя под охраной в дремучем лесу, я должен тебе помочь увидеть мою дочь, которая находится на другом конце света.

— Выходит, мне надо отпустить тебя для этого?

— А как же иначе! — воскликнул пленник.

— Как иначе — не знаю, но тебя пока не освобожу, примирись с этим.

— Да я же умру от тоски по базару.

— Базар мы устроим здесь, вместе с русскими, потерпи.

— Мне нужно какое-нибудь занятие.

— Работы сколько угодно, будешь носить камни, мешать глину, рубить лес.

— Я слишком стар и немощен для этого.

— Тогда мы сделаем тебя охранником, будешь стеречь казну имама.

— Меня охранником казны имама? Да я в жизни оружия в руках не держал.

— И не нужно держать, твоя роль как охраняющего казну — байтул-мала — будет заключаться в том, что днем будешь сидеть возле сундука, а ночью спать на нем, тем более в этом теперь есть необходимость — испортился замок.

— Ни за что не соглашусь! Какой из меня охранник? Я трус. Если меня кто-нибудь начнет стягивать с сундука за ноги, я не пикну, пусть хоть все заберут.

— Удивляюсь, как могла от такого труса родиться такая смелая дочь.