Борис Ширяев - Никола Русский. Италия без Колизея (сборник)

Однако делать нечего, у немцев во всем порядок, тем же вечером и уехали мы в Мюнхен.

– А там в «остовцы» [49]на работу попали?

– Нет, извиняюсь, у немцев такого порядка нет, чтобы артиста к станку ставить! В Германии нам мировая житуха была! В Мюнхене мне обратно комнату дали, полное содержание, зарплата 300 марок и ежедневные выступления в солдатских клубах. Успех – мировой!

– По-немецки там выучились?

– На какого это чёрта? Я – человек русский и всех немцев там русским песням выучил. Куда ихним Бетховенам со своими «Лили Марлен» [50]до нас! Как выйду на эстраду, весь зал орет: «Тройка! Тройка!». Это я их «Гайда тройке» и «Тройка мчится» обучил – их с глухими бубенцами исполняю, а вся солдатня подпевает. Вот как!

– Ну, а как же в Италию попали?

– Обратно очень просто. Назначили меня в турне на итальянский фронт. В Венеции капитуляция пристукнула. Наши русские армяне говорят: «Мы в свой монастырь – есть здесь такой – спрячемся, а тебе амба…» [51]Армянский батальон там стоял… Говорят: «Топай ты в Болонью, там поляки. У них ховайся…»

– Нашли поляков? Приняли вас?

– Ну, а как же? Прихожу к полковнику и говорю: «так и так, я человек русский, и, кроме как к вам, деваться некуда. Гроб». Поляк попался сознательный, сочувственный, оценил ситуацию. «Ладно, – говорит, – оставайся. Только записать тебя надо поляком, по фамилии Пшек, всего одна буква разницы, а по-польски это складнее получается…» «Мне, – говорю, – этой буквы не жалко, пан полковник, чёрт с ней, только я человек русский…» «И я сам, – говорит, – по существу русский офицер, а вместе с тем – поляк. Ничего не поделаешь!» Ну, и я «и» на «е» переменил и стал как бы врид-поляком…

– Каково же вам жилось?

– Знаменито в мировом масштабе! Играл по вечерам в офицерской кантине [52]. Зарплаты, правда, не давали, но английский паек на всю семью. Жена с тещей стиркой на солдат занимались… пока поляки в Англию не поехали.

– А вы куда?

– Мне полковник сказал, что в Англию меня протащить невозможно – контроль очень строг, и к украинцам меня направил, в Милано… Я было обрадовался, а вышло совсем даже наоборот.

– Как это наоборот?

– Очень просто. Я к ним со всей душой, свои ведь… «Я, говорю, русский человек», а они «не разумем москальской мовы»… Я, конечно, ставрополец, сам не хуже их по-украински балакаю, а тут зацепило меня… Растакие вы сякие, думаю, когда я вам в Киеве куплеты пел, так разумели? Вынул свою «малютку», да и затянул под нее:

– Ну? – спрашиваю я.

– Еле ноги унес, вот вам и «ну». Итальянские карабинеры отстояли, однако препроводили в лагерь Римини за проволоку [53].

– Это до выдачи Советам было или после?

– Аккурат через неделю. Там – полная паника… Все русские, кто в чехов, кто в сербов, кто в мадьяр перелицовываются…

– А вам в кого пришлось превратиться?

– Ни в кого. Надоело мне это. Комендант мне говорит: «возвращайтесь на родину», а я ему: «извиняюсь, я – человек русский, сами туда катитесь, а я подожду…» Подрезал ночью проволоку и… к тузу десятка – ваших нет! Ариведерчи, о-кей, грацие!

– А жена и бабка?

– И они выползли. Я дыру по-стахановски размахнул. Рекордную.

И ящик с инструментами выволок. Деньжонки были, подался сюда, в Неаполь, белое соджорно [54]выхлопотал… Ну, и живу!

– А за океан как же? ИРО вам не миновать.

– Пускай она сама за океан плывет. Я – человек русский, мне отсюда до дому ближе. Живу и проживу. Синдикат на эстраду не пускает? Не возражаю. Мало, что ли, остерий? Портовая матросня во как меня встречает – мировой успех! Да что мы с вами ради встречи эту кислятину тянем? – Камарьеро! Уна бутилья Асти да милле лире! [55]Шипучего… Мы – люди русские!

Бутылка во льду вызывает сенсацию среди итальянцев.

– Русси… русси…, – проносится по кафе.

Алеша лихо взбивает свои вихры. Мы чокаемся.

– На чёрта мне этот океан с его Америкой? Зато здесь я человек русский, хоть на плакат меня ставь… Одно только плохо, – сбивает вихры на лоб Алеша.

– Что же?

– У итальянцев буквы «шэ» совсем не имеется.

– Вам-то до нее какое дело?

– С фамилией моей некультурно получается. «Псико» меня матросня зовет… Выходит не то псих, не та псина… Не сценично по моей известности…

«Наша Страна», Буэнос-Айрес, 1953

(Сб. «Я – человек русский»)

Многие наши читатели заинтересовались дальнейшей судьбой Алеши Пшик – человека русского – и спрашивали меня о ней. Я не мог дать ответа, так как знал лишь то, что Алеша из Сицилии укатил, вернее, уплыл куда-то в Африку. Но недавно я получил от него письмо и спешу поделиться им с читателями.

Письмо объемистое – на нескольких страницах и отдельных клочках. Писал он его, очевидно, не сразу, а с перерывами. Чисто личные сведения и наметки дальнейших планов Алеши я выпускаю, сохраняя лишь, так сказать, художественно-лирическую часть его манускрипта, в которой, кроме знаков препинания, ничего не изменяю. Итак…

«Здравствуйте, дорожайший Борис Николаевич с фамилией!

Привет вам из страны называемой Конго, где я теперь гастролирую с успехом на тысячу и более процентов! Даешь Конго!!!

Доехали мы сюда благополучно, только сначала в Казабланке попали в небольшой переплет: трамваи и автобусы повалены и французы на улицу выходить боятся. А мне что? Я ведь не француз, а человек русский. Хожу по всем кафанам и, если замечу, что арапы бузу затирают, – тычу себя в грудь и кричу: русс, русс!

Успех, конечно, имел, особенно с бубенцами, но вижу, что особых достижений ожидать нельзя, так как полицейские патрули не в свое дело мешаются. Решил ехать дальше.

Документы там выправить очень просто, если на доллары. Однако в целях гражданства пришлось временно стать белым арапом египетского месторождения и нанять для этого четырех свидетелей по доллару. Теперь я Али-Ша-Шейк. В общем и целом, незначительное изменение. Проворачивал это дело мой теперешний компаньон по антрепризе – настоящий черный арап, по социальному положению фокусник, жена его балерина, специальности голого желудочного танца. Очень высокий класс. Мамаша, как увидела – три дня плевала. При ее возрасте такая художественность, конечно, не усваивается.

Билеты на пароход пришлось купить, однако, за время пути оправдали. Даже в первый класс меня и фокусника приглашали, а танца не допустили по причине присутствия детского возраста. Так до Леопольдвилля доехали, а дальше гастрольным порядком, этапами, вверх по этой самой Конге-реке. Ничего особенного. Река как река, только купаться в ней нельзя при учете крокодилов. А по реке различные комбинаты и новостройки. Однако живут в них французы вполне замечательно, а негритянские нацмены обыкновенно, по-советски: в бараках и голые ходят. Ресторанов и кофеен много, но театральная часть на очень низком уровне. Успех нам везде обеспечен, как с желудочной хореографией, так и без нее. Население здесь белое разное, больше французы, но есть и русские. Даже русская водка в барах, только дорога. И негритянские нацмены разные. Одни совсем черные, а другие, как пригорелая каша. Я с ними по-русски говорю, и они все понимают. В общем и целом, живем – не плачем, даже и мамаша. Только под русское Рождество в высокой степени запсиховала, так что я даже в лес смылся от такого нарушения общественного порядка.