Владимир Бондаренко - Последние поэты империи: Очерки литературных судеб

B. Б.А с самим Владимиром Высоцким ты не говорил на эту тему? Сама идея «Высоцкий и его демоны» появилась уже после его гибели или еще при его жизни ты об этом задумывался?

C. Б.Я-то многое при его жизни не знал. Многое не понимал. Но кто-то же его сначала спаивал, а потом накачивал наркотиками. Или тихо помалкивал. Ведь никто же всерьез не боролся за него! Я мало знал его друзей, но не видел от них помощи Высоцкому. Был случай, когда мы были в редакции модного тогда журнала «Юность». Я же по наивности, не будучи другом его, но зная от него о страстном желании напечататься, позвал его с собой на открытие выставки художницы, моей хорошей знакомой, в помещении журнала «Юность». Этакий вернисаж популярного журнала. Я его уговорил поехать со мной, посмотреть хорошие офорты, но сам мечтал познакомить Высоцкого с главным редактором журнала «Юность» Андреем Дементьевым. Я подвел Дементьева к Владимиру Высоцкому, а сам держал в руках тетрадку с его стихами, от руки записанными самим Высоцким.

Говорю Андрею Дементьеву: «Вы же главный редактор, вы можете несколько страниц в журнале дать для стихов Высоцкого». И протягиваю ему тетрадку. А он как-то фамильярно так отвечает, похлопывая Высоцкого по плечу: «Пописываешь все…», — и эту тетрадку взял у меня. Но так эти стихи и не появились. В них не было ничего запрещенного. Что мешало всем этим Дементьевым?.. Вот такие были у него друзья.

B. Б.Ты, Сергей, сказал, что полюбил песни Высоцкого еще в сибирской деревне. Интересно, чем притягивал к себе Владимир Высоцкий простых сибиряков, кондовый русский люд?

C. Б.Я думаю, что он интуитивно чувствовал душу простого народа, его настроение, его интересы. Он чем хорош? Тем, что великолепно знал простых людей, чувствовал их. Окружающие его поэты мнили себя интеллигенцией, элитой, простых людей чурались. Они не задевали души этих простых людей. А Высоцкий был наш, я чувствовал всегда в нем близость к таким простым людям, он ведь и убегал от своей интеллигенции, от своего театра то с моряками, то с шоферами, с золотодобытчиками, с летчиками. Ему с ними было интересно. Думаю, этой своей народностью он и добился такого признания у всех. Ведь он прославился не среди своей элитарной братии, его народ поднял. Вот в чем парадокс. Он вроде бы сам любил такую роскошную жизнь, а писал для народа. И то, что он написал о шахтерах, о солдатах, о фронтовиках — это прекрасно. Шахтеры чувствовали его своим, моряки — своим, альпинисты — своим. Он чувствовал нерв человека, о чем переживает, чем страдает человек.

Я его спрашивал: «Владимир Семенович, я не понимаю, вы говорите, у вас мать из интеллигенции, отец — военный офицер, они даже за границей жили долго, и детство у вас было достаточно спокойное и благополучное по сравнению со многими вашими сверстниками, рожденными в 37 году. Как получилось, что вы так здорово чувствуете народ?»

Он мне рассказывал множество историй, как он то с грузчиками где-то загулял, то с бригадой шахтеров куда-то уехал. И везде был свой. Удивительно. Ну а когда он на гитаре им играл, всегда это вызывало восторг. Я думаю, в его элитном окружении над ним посмеивались за этакое простонародье, за его походы в народ.

B. Б.Вроде бы по этим лучшим песням ему быть бы ближе к Василию Шукшину, к Василию Белову, в их прозе жили его герои, а не в стихах модных поэтов-шестидесятников. Увы, с русскими писателями у него близкого контакта не было. А те литераторы либеральные, что окружали его, презирали его стихи, простоту его песен, но использовали его популярность. Он сам понимал ли это? Говорил ли тебе?

C. Б.Он был очень осторожен. Или театр его приучил к осторожности, или жизнь, но он был настолько осторожный, что редко о ком-то позволял себе резко сказать.

Я ему говорю: «Что это вас так Эльдар Рязанов подводит, подставляет?» А он как-то его оправдывает, что Госкино не утвердило, что помешали. Это вранье было полное. Вот Митта захотел утвердить Высоцкого — и утвердил {25} . А у Рязанова-то влияния в десять раз больше было — во все власти вхож. А как осторожно он с тем же Андреем Дементьевым себя держал, как-то даже подобострастно.

B. Б.Интересно, как эти его «демоны», его друзья оценили твой портрет Высоцкого, безусловно превосходную работу?

C. Б.Те, кто любит Владимира Высоцкого, они работу хвалили, но замечали все детали. У меня не была написана гитара с натуры, и они отмечали, что вот тут должен быть порез на гитаре, там — трещина… Я вынужден был взять портрет и пойти в музей Высоцкого, там дописать эту гитару. Но там руководство как увидело портрет, уже в окружении демонов, такой шум подняло. Я схватил портрет и убежал. Просто потом в следующий раз пришел с этюдником и сделал отдельный рисунок гитары. К счастью, меня не узнали. Трактовка моя все его окружение возмутила беспредельно. Правда, они и друг с другом постоянно воюют. Врут друг на друга, приписывают себе звания лучших друзей Высоцкого.

Потом уже с рисунка я перенес гитару в портрет. Но все эти «демоны» возмущены. Для них это дико. Как это их обвинять в гибели Высоцкого?

После портрета Высоцкого я хотел написать его друга Валерия Золотухина. Мы познакомились с Валерой еще при жизни Владимира Семеновича, он и жил рядом с моей мастерской, тоже на улице Кедрова. Но я его так и не дописал. Тем более, он примкнул к нашим врагам, и мы разошлись напрочь.

Жанровая картина — это отображение той жизни, где ты живешь. Я пытался писать то, что есть на самом деле, исследовать свое время. Очередь у магазина, танцевальный кружок в ДК «Новатор». Это все в брежневское время. Я, кстати, и портрет Леонида Ильича Брежнева с натуры написал — на фоне дверей Георгиевского зала, открывающим эту золотую дверь. И он вполоборота, как бы идя от нас, повернулся к нам лицом и будто сочувствует нам своим взглядом. Мол, жаль мне вас всех, я ухожу, а там, за дверью, черное пространство, и из этого черного пространства (это уже я позже дописал) проглядывают Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Это был 1982 год. Я выставлял этот портрет, и у меня его купили японцы в музей в Токио. Но я им сделал автокопию.

B. Б.На твой взгляд, сегодня, спустя десятилетия после смерти Владимира Высоцкого, что осталось от его творчества? Каково его место в русской культуре XX века?

C. Б.В любом случае он останется в русской культуре, даже если страну сделают колонией Европы, если мы не вылезем из кризиса, а это ужасная жизнь — только на выживание. Но и в такой среде для выживания его песни останутся. Вот интересно, ты не задумывался над тем, что он пел в молодости и что пел в конце жизни? Мне кажется, все лучшее у него было в начале. В последний период он иногда вымучивал песни и пел уже не о людях, а о себе. Все-таки его утопило его окружение. От зависти. А его «Кони», «Банька», военные песни навсегда останутся. Борьба за добро. И шутка останется. Шуточные песни мне меньше нравятся, но они тоже останутся в народе. Хотя, конечно, уже сейчас он не так популярен, как в брежневское время. Не так нужен со своей искренностью. Он отошел на задний план. Тот же Цой или Шевчук у молодых более популярны.