Чарльз Тейер - Медведи в икре

— Но мне сказали, что я должен увидеться с Генеральным консулом, как только приеду.

— Понятия не имею, что там вам сказали. Приходите завтра. И все-таки, кто вам сказал увидеть консула?

— Государственный секретарь, сэр, — ответил юноша как-то неуверенно. — Я только что приехал из Вашингтона.

— Что, черт возьми, в Вашингтоне думают о том, что здесь происходит? — взорвался я. — Мы все свое время тратим на попытки отослать всех домой и теперь Государственный департамент начинает посылать сюда людей. Кто вы в таком случае?

— Извините, сэр, но я новый вице-консул.

Я взвыл, наверное, не самым любезным образом, но дал ему войти и сказал, чтобы он подождал, пока я закончу шифровку.

Я направился к сейфу, чтобы достать коды. К этому времени другой вице-консул вернулся в офис, чтобы мне помочь. Он держал спичку, пока я набирал код на сейфе:

— Направо — двадцать пять, налево — тридцать три, — бормотал я себе под нос и попробовал потянуть за ручку. Сейф не открывался.

— Вам надо начать слева, — предложил другой консул. Я попробовал, но сейф оставался запертым.

Новый вице-консул тихонько хихикнул.

Мы зажгли еще спичку и попробовали снова:

— Налево!

— Нет, направо.

Коробок со спичками был почти пуст, когда дверца сейфа, наконец-таки, отворилась. Еще через полчаса телеграмма была зашифрована и отослана.

Я повернулся к новому вице-консулу:

— Где вы остановились? Надеюсь, не в центре города? Британцы наверняка начнут бомбить железнодорожный вокзал в любую минуту. (Мы и не знали, что у британцев даже бомбардировщиков в строю тогда не было, и не будет еще пару лет.)

— Извините, но я остановился в отеле на вокзале. Быть может, мне стоит съехать.

Я отвез его в отель на вокзале, забрал его чемодан и привез к себе домой, чтобы он провел у меня ночь. И он все еще оставался там, когда я уже год как был оттуда переведен.

Посреди ночи зазвонил телефон. Это был клерк с телефонной станции, который сказал, что все посылаемые нами телеграммы будут остановлены цензором. Ни одна из телеграмм не была особенно важной, за исключением пары — в Роттердам и в Копенгаген, сообщавших, что там должны принять несколько сот беженцев-американцев и что они должны отправить их домой как можно скорее. Я связался с телефонисткой и попросил соединить меня с Копенгагеном по телефону. Она попыталась и позвонила мне:

— Извините, но телефонные звонки в Копенгаген запрещены.

— Попробуйте в Роттердам.

— Извините, нельзя звонить в Роттердам.

Брюссель, Амстердам, Гаага — ответ был один и тот же. Неприятно было чувствовать себя совершенно отрезанными от внешнего мира, и я позвонил в посольство в Берлине, чтобы рассказать обо всем. Временный поверенный в делах Александр Кирк ответил по телефону:

— Думаешь, я не знаю! — ответил он. — Я уже шесть часов пытаюсь дозвониться до Вашингтона.

Через какое-то время мне позвонила телефонистка:

— Я думаю, вам стоит знать, что вы можете послать телеграмму в Рим.

Это была идея, и я позвонил на международную телефонную станцию.

Через несколько минут я уже беседовал с заспанным секретарем посольства в Риме. Я попросил его позвонить в Роттердам и Копенгаген и передать мое сообщение. Затем я пошел спать.

Через несколько дней коммуникации были восстановлены, но мы должны были говорить по-немецки. Я был на проводе с консулом в Копенгагене, разговаривая с его секретарем-американкой, которая владела лишь половиной необходимого немецкого словаря. Я тоже знал только половину, но это была другая половина. Однако как-то мы ухитрялись понимать друг друга до той поры, пока я не стал вести вежливый разговор в ожидании информации из нашей справочной.

— Хороши ли, как всегда, лобстеры в Копенгагене? — спросил я.

— Я не лобстер, — зло ответила девушка.

— А я и не говорю, что вы лобстер. Я спрашиваю, хороши ли они в Копенгагене.

— Конечно, я хороша. К чему вы клоните? Я никогда не слышала более наглых замечаний.

— Я спросил, хороши ли лобстеры, черт их побери. В следующий раз, когда я буду у вас, отведу вас их попробовать.

— Попробовать меня?.. — И тут последовала отборная добрая ругань янки. Я уже хотел попытаться найти взаимопонимание еще раз, когда внезапно в разговор вмешался третий голос, свободно говоривший по-английски: «Ради Бога, говорите по-английски!»

Это был цензор.

В момент, когда Британия объявила войну, британский консул, его вице-консул и два секретаря были интернированы в лучшем отеле города. Мне было поручено заботиться о них и об их офисе.

Однажды вечером я отправился в британское консульство, чтобы взять некоторые бумаги, и покидая его, начал, как обычно, запечатывать дверь консульства восковой печатью. Было поздно и почти совсем темно. Я взял воск для печати, кусок ленточки, нашу американскую печать и приступил к работе. Потребовалось немало времени, чтобы понять, что обычный двурукий человек не приспособлен к тому, чтобы закрепить ленточку на вертикальной поверхности при помощи горячего воска. Я обжег себе пальцы. Я сжег ленточку. Весь пол я усыпал восковым порошком. Но ленточка не прикреплялась.

Внезапно я почувствовал на плече чью-то твердую руку. Громадный немецкий полицейский стоял в темноте прямо за мной.

— Немедленно спокойно следуйте за мной и не делайте никаких глупостей. Ничего бессмысленного.

— Но я американский вице-консул и у меня есть полное право находиться здесь. Я просто пытаюсь запечатать эту чертову дверь.

Полицейский твердо стоял на своем, и в конце концов я согласился пойти с ним:

— Но вначале вы должны мне помочь с этой дверью. Я не могу оставить ее незапечатанной. Вот здесь ровно подержите ленточку, пока я не нагрею воск.

Полицейский нагнулся и прижал ленточку большим пальцем. Я разогрел воск спичкой. Спичка сгорела, и я ничего не видел. Я приложил кусочек воска туда, где, по моему мнению, полагалось быть ленточке. Полицейский подпрыгнул, едва удержавшись от ругани.

— Это был мой палец, — сказал он удрученно.

— Простите, — извинился я и попытался снова.

В конце концов, мы закрыли дверь, соединили ленточку, воск и печать воедино, и все было сделано наилучшим образом, или «alles in butter», как говорят немцы.

— Что теперь? — спросил я полицейского, после того как поблагодарил его.

— Вам лучше всего пойти со мной в управление полиции и рассказать вашу историю в гестапо.

В полицейском управлении на Центральном вокзале капитан никак не мог найти телефон гестапо, что дало мне пару прекрасных возможностей для зубоскальства по поводу тайной полиции, которая настолько секретна, что ее никто даже не может отыскать. Но в конце концов мы с этим справились, и капитана послали куда подальше. Сотрудников консульства нельзя задерживать ни при каких обстоятельствах, сказали ему, и кроме всего прочего, американский консул уже всех чертей поднял на ноги, разыскивая своего пропавшего вице-консула.