Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо - Мемуары генерала барона де Марбо

Маршал Ожеро рассчитывал провести ночь в Кале, расположенной всего в 3 лье от Иены, когда поздно вечером 7-й корпус получил приказ немедленно отправляться туда. В Иену только что без единого выстрела вступил император во главе своей гвардии и с войсками маршала Ланна. Пруссаки тихо оставили Йену, но забыли в конюшнях несколько свечей, которые, возможно, и подожгли сено. Начался пожар, который быстро распространялся и уже поглотил значительную часть этого несчастного города, когда в полночь туда подошел корпус маршала Ожеро. Это было очень печальное зрелище, видеть жителей: женщин, стариков, наполовину раздетых, уносящих своих детей, ищущих, как бы спастись от разрушительного пожара. Солдаты оставались на своих местах совершенно спокойными, со сложенным оружием, как люди, считающие, что пожар — мелочь по сравнению с теми опасностями, которым они еще так недавно подвергались.

Кварталы города, по которым двигались французы, не были затронуты пожаром. Войска могли здесь легко передвигаться в любом направлении, пока все они, в конечном счете, не собрались на площади и на больших улицах. Маршал со своим штабом устроился в довольно красивом особняке. Я выходил оттуда, чтобы отнести приказ, в тот момент, когда в соседнем доме, дверь которого была открыта, раздались крики. Я бросился туда и, двигаясь на звук, попал в очень красивое помещение, где обнаружил двух очаровательных девушек 18–20 лет в одних рубашках, отбивающихся от четырех или пяти гессен-дармштадтских солдат, из того самого полка, который ландграф присоединил к французским войскам 7-го корпуса. Хотя эти солдаты были под действием вина и не понимали ни одного слова по-французски, а я очень мало говорил по-немецки, само мое присутствие, мои угрозы привели их в чувство. Тем более что они настолько привыкли быть битыми палками своих офицеров, что совершенно нормально восприняли мои удары ногой и палкой и даже то, что я в своем возмущении спустил их вниз по лестнице. Это, возможно, было довольно неосторожно с моей стороны, потому что среди ночи, в чужом городе, где царил ужасный беспорядок и смятение, один перед этими людьми я, конечно, подвергал себя большой опасности и мог быть убит. Но они убежали, и я разместил для охраны в одном из залов этого дома взвод из эскорта маршала. Поднявшись в квартиру, где две барышни уже успели кое-как одеться, я, конечно, выслушал выражения самой горячей благодарности. Наконец, они сказали, что они дочери профессора университета, который со своей женой и слугами отправился на помощь их сестре, которая только что родила в одном из охваченных пожаром кварталах, и они оставались тут одни, когда в доме появились гессенские солдаты. Одна из этих молодых девушек мне сказала с восторгом: «Вы приняли бой, чтобы спасти нашу честь. Бог вас вознаградит за это. Будьте уверены: с вами ничего плохого не случится». В этот момент возвратились отец и мать, неся на руках роженицу и ее ребенка. Они были крайне удивлены, увидев меня. Но как только они узнали причину моего присутствия, они осыпали меня благодарностями и благословениями. Я с трудом смог удалиться, чтобы отправиться к маршалу Ожеро, который отдыхал в соседнем особняке в ожидании приказов императора.

Йена. — Йенский священник. — Ауэрштедт. — Поведение Бернадотта. — Вступление в Берлин

Над городом Йена возвышается гора, которая называется Ландграфенберг. У подножия этой горы течет река Заале. Берег со стороны Иены очень крут, и в то время существовала только одна дорога — дорога на Веймар, через Мюльталь. Это был длинный и трудный путь. Начало этой дороги, окруженное небольшим лесочком, защищали саксонские войска, которые были союзниками пруссаков. Часть прусской армии стояла в развернутом строю дальше, на расстоянии пушечного выстрела. У императора это был единственный путь, позволявший добраться до врага, и он ожидал больших потерь, если бы пришлось атаковать врага с наскока, поскольку казалось, что возможности обойти противника нет. Но счастливая звезда Наполеона, которая еще вела его, дала ему совершенно неожиданный способ сделать это. Мне неизвестно, чтобы кто-либо из историков об этом рассказывал, но я ручаюсь за точность изложения событий.

Мы уже видели, что прусский король принудил правителя Саксонии присоединить свои войска к прусским. Народ Саксонии с сожалением видел, что ему приходится участвовать в войне, которая не могла дать ему ничего хорошего в будущем, а в настоящем несла горе его стране, которая оказалась театром военных действий. Поэтому в Саксонии пруссаков ненавидели, и Иена, будучи саксонским городом, разделяла это чувство неодобрения. Возбужденный пожаром, который в этот момент пожирал Иену, один священник из этого города, считавший пруссаков врагами своего короля и своей родины, счел возможным предоставить Наполеону способ изгнать их из своей страны. Этот священник указал императору небольшую тропинку, по которой пехотинцы могли вскарабкаться на крутой склон Ландграфенберга. Он проводил по этой тропинке взвод вольтижеров и офицеров штаба. Пруссаки, считавшие этот проход недоступным, пренебрегли необходимостью его охранять. Но Наполеон посчитал иначе, и, получив доклад своих офицеров, сам поднялся по этой тропинке в сопровождении маршала Ланна. Их вел все тот же саксонский священник. Император обнаружил, что между верхней частью тропинки и равниной, которую занимал противник, находится небольшое каменистое плато. Он решил сделать из него место сбора части своих войск, которые вышли бы оттуда, как из цитадели, чтобы атаковать пруссаков.

Все это представляло бы непреодолимую трудность для любого другого человека, кроме Наполеона. Он велел немедленно собрать 4000 кирок и лопат в артиллерии и инженерных войсках и приказал всем батальонам по очереди работать в течение часа, чтобы расширить тропинку и сделать ее более пологой. Закончив работу, каждый из батальонов поднимался в тишине на гору и там строился в линию. В это время другой батальон заменял его. Работы освещались факелами. Для противника свет факелов был незаметен из-за зарева пожаров, стоящего над Иеной. Ночи в это время года были очень длинными, и у нас хватило времени для того, чтобы сделать эту тропинку доступной не только для колонн пехоты, но даже для перевозки зарядных ящиков и артиллерии. Еще до наступления рассвета корпуса маршала Ланна, Сульта и 1-я дивизия Ожеро, а также пешая гвардия собрались на горе Ландграфенберг. Все они сгрудились наверху. Выражение сгрудились как нельзя более подходило к случаю, потому что грудь каждого солдата почти касалась ранца солдата, стоявшего перед ними. Однако части были так дисциплинированны, что, несмотря на тесноту и скопление более чем сорока тысяч человек на этом узком плато, в рядах не было ни малейшего беспорядка, и, хотя враг, занимавший Косподу и Клозевиц, стоял всего в половине расстояния пушечного выстрела, он ничего не заметил!