Сергей Шубинский - Черты и анекдоты из жизни императора Александра Первого

По плану, заранее составленному во всей подробности, поездка императора в Крым должна была продолжаться 17 дней. Он выехал из Таганрога 20-го октябрями через четыре дня прибыл в Симферополь. 25 и 26 числа государь осматривал южный берег Крыма — живописная местность приводила его в восторг — в особенности радовало его недавнее приобретение, — Орианда. 27-го октября, он выехал из Алупки, простившись с графом Воронцовым на три недели, по прошествии которых они должны были встретиться в Таганроге. Проездом через Балаклаву, вечером, государь, оставив свиту на большой дороге, отправился один, верхом, осматривать монастырь св. Георгия, не дозволив никому сопровождать себя; он решительно отказался от бурки, которую ему предлагали, несмотря на то, что погода изменилась: подул пронзительный ветер, поднялась роса и в воздухе чувствовалась холодная сырость.

Перемена эта была тем ощутительнее, что утро было жаркое и государь провел весь этот день в дороге под южным палящим солнцем; ко всему этому, по дороге в монастырь, нужно было спускаться в пропасти и, выезжая из них, взбираться в горы. Во время этой несчастной поездки, государь простудился и получил начало болезни, которая, развиваясь все более и более, свела его наконец в могилу. Приехав к ночи в Севастополь, государь остановился в этом городе ночевать. На другой день, 28-го октября, осматривая город, он заходил в жилые и неотстроенные еще казармы и госпитали: в первых была нестерпимая духота, в недостроенных же зданиях без оконных переплетов, его, при входе, охватило сквозным ветром. Наконец, к довершению всего этого, государь, вышед из душной казармы, сел в лодку, как был в одном мундире, не соглашаясь ни за что надеть шинель и поехал осматривать военный корабль. По возвращении на берег, он завтракал вместе с адмиралом Грейгом на открытом воздухе в палатке, а после обеда осматривал другие части города. На другой день, 29-го октября, он посетил порт, арсенал и другие сооружения. В эти дни простудное состояние его сказалось сильным насморком, но он все таки не хотел лечиться. Болезнь при таких условиях свободно развивалась, тем более, что он вовсе не берег себя. Проездом через Бахчисарай он был в особенности неосторожен: остановившись в этом городе, он, чувствуя себя не совсем здоровым, поехал верхом, по обыкновению, легко одетый, осматривал городские окрестности и объехал весь город. 1-го ноября в Козлове, 2-го в Перекопе, он уже чувствовал себя нехорошо. 3-го ноября, в Орехове, ему сделалось хуже, погода стояла ненастная, но он, не обращая на это внимания, вышел навстречу епископу Екатеринославскому, который приехал в Орехов нарочно для того, чтоб видеть его. 4-го числа, весь день он чувствовал озноб и по приезде в Мариуполь, в десятом часу вечера, потребовал к себе лейб-медика Виллье, который нашел императора в полном развитии лихорадочного сильного пароксизма. Виллье был крайне встревожен положением государя; он дал больному стакан крепкого пуншу с ромом, уложил его в постель и покрыл, сколько можно, теплее. Это усилило только беспокойство императора, который не много заснул лишь к утру. Виллье предлагал остаться в Мариуполе, но государь не согласился на это, ибо от Мариуполя до Таганрога только 90 верст и он спешил для свидания с императрицею, ожидавшею его прибытия в назначенное время, т. е. 5-го ноября — как было предположено по маршруту.

5-го ноября, после сильного пароксизма, поутру государь чувствовал утомление и слабость. Часу в 10-м утра, в закрытой коляске с медвежьей) полостью, в теплой шинели, отправился он из Мариуполя и прибыл в Таганрог, в 8-м часу вечера, где с нетерпением ожидала его императрица.

6-го ноября, в 7-м часов утра, Виллье нашел государя в довольно спокойном положении и без лихорадки, только язык покрыт был беловатою слизью и чувствовался неприятный вкус во рту. Назначив умеренную диету, Виллье прописал обыкновенные, нередко государем принимаемые, пилюли из 6-ти гран сладкой ртути (Calomel) и полдрахмы корня ялаппа. Лекарство это оказало свое содействие, и весь день государь провел в кабинете довольно спокойно, но ничего не кушал, ибо не чувствовал никакого аппетита.

В ночь на 7-е ноября государь имел сильный лихорадочный пароксизм и совсем не спал. Лейб-медик был очень опечален положением императора и назначил ему слабительную микстуру (Infusum sennae salinum) три раза в день по унции. День прошел без лихорадки и государь чувствовал себя довольно изрядно, а в ночь на 8 ноября даже спал спокойно часа четыре. Поутру Виллье нашел императора в удовлетворительном положении, так что возвратился от своего больного не только спокойным, но даже веселым.

В ночь на 9-е ноября государь имел сильный лихорадочный пароксизм и вовсе не спал. Такое течение болезни стало беспокоить императрицу и она прислала своего лейб-медика Штоффрегена в консультанты к баронету Виллье.

Весь день 9-го ноября государь провел беспокойно. Употребляемые им лекарства наскучили ему, не принося ожидаемой пользы. Ночь на 11-е ноября он провел почти без сна, жалуясь на беспокойство и головную боль. Все это время он не переставал заниматься делами, и хотя не выходил из кабинета, но всегда был в сюртуке и проводил свободное время с императрицею, которую положение его начало очень тревожить.

12-го ноября, поутру, у государя был пароксизм, за коим последовала слабость, на которую он особенно жаловался. По случаю приостановления желудочного испражнения, Виллье и Штоффреген назначили промывательное, которое и было поставлено штаб-лекарем Рейнгольдом, врачом свиты императрицы, состоявшим тогда при Штоффрегене. Это средство не принесло ожидаемой пользы и было замечено, что государь колебался в доверенности в даваемым ему лекарствам.

13-го ноября, часу во 2-м пополудни, государь занимался каким-то важным делом. Вдруг нашло густое облако и произвело такой сумрак, что Александр потребовал огня. Камердинер Анисимов зажег две свечи и поставил в кабинете перед государем. Спустя полчаса, туча прошла и горизонт стал ясен по прежнему, но свечи остались пред государем незагашенными. Анисимов, вошел зачем-то в кабинет и, видя пред государем горящие свечи, остановился, ожидая от него приказания погасить свечи.

— Чего ты хочешь, Георгович? (так обыкновенно звал он Анисимова) — спросил государь.

— Нехорошо, государь, что пред вами днем горят свечи, — отвечал Анисимов.

— Что-ж за беда, разве по твоему это что-нибудь значит недоброе?

— По нашему пред живым человеком, среди белого дня, свечей не ставят — сказал Георгович.

— Это пустой предрассудок, без всякого основания, — заметил государь, — ну, пожалуй, возьми прочь свечи для твоего успокоения.

В ходе болезни и положении императора до сих пор не было ничего благоприятного. Характер лихорадки начал изменяться, и из перемежающейся она перешла в непрерывную. 14-го ноября государь встал поутру в обыкновенное свое время, в 7-м часу, и тотчас приказал подать себе бриться. Только-что начал он, за уборным своим столом, брить бороду, на подбородке от трясения руки сделал порез и вслед затем последовал с ним сильный обморок, так что он не мог удержаться на стуле — камердинер не успел его поддержать и государь упал на пол. Это произвело большую тревогу во дворце: Виллье совсем потерялся, а Штоффреген начал растирать государю голову и виски одеколоном. На эту тревогу пришла императрица и государя уложили в кровать в белом шлафроке. Государыня чрезвычайно была опечалена положением своего супруга и просила лейб-медиков принять деятельнейшие, известные им, меры против усилившейся болезни императора, и с этого момента уже было видно, что болезнь императора приняла опасное направление. Он более уже не мог вставать с постели. Из уборной перевели его на большой диван в кабинет.