Константин Неклютин - От Самары до Сиэттла

Я решил, что нужно что-то предпринимать, и разослал приглашения самым богатым и влиятельным лицам города на встречу в самой большой нашей гостинице. Я объяснил, что так как законное правительство свергнуто, то нужно ожидать полной анархии и беспорядков. И нам самим нужно вводить закон и порядок в городе. Я рассказал о моих переговорах с эсерами, убеждая, что мы должны работать вместе. Наш долг - дать деньги на организацию городской милиции. Затем пустил по кругу подписной лист, чтобы собрать деньги для этой цели. Когда лист вернулся, то оказалось, что будет собрано только 30 тыс. рублей, что было очень мало. Я пришёл в бешенство и сказал, что на эти деньги можно будет открыть школу, где будут изучать историю революции и то, что случилось в результате хаоса. Я напомнил собранию, что сидящие здесь люди владеют десятками миллионов. Кое-кто потребовал уничтожить этот подписной лист. Новая сумма, на которую подписались присутствующие, уже составляла 150 тыс. рублей. Я сказал, что буду обсуждать наше предложение в думе.

На следующем собрании городской думы был создан комитет из трёх эсеров и ещё двух человек. Это были я и господин Шишкин. У комитета не было трудностей с наймом в милицию бывших офицеров и более низких чинов. С большим трудом я собрал деньги, и это было всего 25 тыс. рублей, ещё 30 тыс. я добавил от нашей компании.

Совет рабочих и солдатских депутатов создал Военно-революционный комитет под председательством Куйбышева (личного друга Ленина). У этого комитета была идея собрать деньги с самарских бизнесменов в виде займа. Однажды я пришёл в технический отдел в полдень и обнаружил приглашение в губернаторский дом, который был занят Советами. Также мне передали, что был телефонный звонок от Зимина, вице-президента Ассоциации заводопромышленников.

Я поспешил туда. На первом этаже толпился народ, среди которого большинство были вооружённые винтовками красногвардейцы-рабочие. Пробираясь сквозь толпу, я увидел знакомые лица двух предпринимателей. Я двинулся к ним. Как только я к ним подошёл, они закричали: “Уходи, мы арестованы”. Только тогда я увидел, что их сопровождают красноармейцы.

Как только я тронулся дальше, кто-то схватил меня и приказал красногвардейцам взять меня. В комнате первого этажа меня обыскали и изъяли небольшой браунинг. Я потребовал расписку, но парень только рассмеялся. Я стал протестовать как гласный городской думы, не подлежащий аресту без разрешения городской управы. Человек, который схватил меня, приказал меня арестовать и исчез. Кстати, я знал его как пьяницу, да и теперь он был пьян.

Не успели меня препроводить на второй этаж, как сказали, что я должен быть доставлен на “собрание”. Там я встретил два десятка предпринимателей. Они с облегчением узнали, что я в безопасности, и очень сожалели, что я был вовлечён в такие неприятности. Они собрались вместе, чтобы обсудить требование заёма в 5 млн. руб. Этот вопрос не мог быть решён без совета с президентом их организаций - Ассоциации промышленников и Ассоциации заводопромышленников, то есть без меня. Зимин позвонил мне ещё до того, как стало известно, что они арестованы.

Появился Куйбышев со своей гвардией, и последовал вежливый диалог. Куйбышев повторил требования займа. Я спросил об условиях - годовой процент и прочее. Он улыбнулся и сказал: ’’Пусть это будет налогом”. Естественно, я напомнил ему, что право взымать налоги принадлежит правительству, и если он является представителем правительства, то должен объявить о введении налогов. Но если это так, то нам должны разрешить заниматься нашим бизнесом, иначе у нас не будет этих миллионов, чтобы дать заём. Некоторые, в том числе и его окружение, стали ухмыляться. Куйбышев разозлился. Он сказал, что не имеет значения, как это будет называться, - он требует 5 миллионов в качестве контрибуции. Вновь я ему возразил, что контрибуция взымается победителями с побеждённых, а я не считаю себя таковым. Его ответ был коротким - или мы соглашаемся, или идём в тюрьму. Наш ответ был - несогласны.

Когда нас собирались препроводить в тюрьму, я попросил Куйбышева разрешить мне зайти по дороге домой, так как моя жена должна была родить, а известие о моем заключении могло её очень встревожить. Он мне отказал.

Нам сказали, что большая толпа собралась возле губернаторского дома. Я попросил своих товарищей держать голову высоко, хотя сам очень боялся и пытался только изобразить улыбку на лице. На моей собственной коляске меня отвезли в тюрьму и поместили в камеру на третьем этаже.

На следующее утро меня вывели на 15-ти минутную прогулку. Когда я спустился на первый этаж, то увидел там знакомого молодого человека тоже с охраной, и мы двинулись во двор вместе. Но тут же были остановлены “товарищем”, который накинулся на нашу охрану со словами: “Разве вы не знаете, что он не должен ни с кем говорить?” Мой знакомый воскликнул: “О, ты - человек опасный!” Всё это было противно и пошло.

Пока я шёл между двумя охранниками, они говорили между собой о том, что упрямые жители юга России не хотят подчиняться приказам Советской власти и поэтому должны быть уничтожены. Я спросил их: “Согласно советской пропаганде, немцы - наши братья, а вы хотите убивать своих же, русских. Как нелепо!” Один из охранников задумался и сказал: “Да, странно”. И в течение всей моей прогулки я объяснял им, почему оказался в тюрьме. Расстались мы друзьями.

В общении с охраной я заметил такую особенность. Охранники, которые служили ещё при старом режиме, были на моей стороне, но не делали никаких послаблений для меня в соответствии с приказом. Новая же охрана, нанятая уже при большевиках, считала меня своим врагом, но за несколько рублей была готова всё сделать для меня. Старая охрана не брала даже сигареты. Но благодаря “товарищам” у меня была возможность переписываться с моими домашними. Вскоре мне уже присылали из дома всё, что нужно.

Два дня спустя в мою камеру пришёл маленький комиссар. Он попытался убедить меня, что дальнейшее сопротивление бесполезно, так как другие якобы дали деньги. Я знал его как неудачливого чиновника, который не мог удержаться на работе - он был дальний родственник одного из гласных городской думы. Я не поверил ему. Он заявил, что сопротивляющиеся будут посланы на фронт или тяжёлые работы. Но я продолжал оставаться “сопротивляющимся”.

Через несколько дней охранник открыл дверь моей камеры, приказал выйти и отказался что-либо объяснить. Я собрал свои вещички и встал возле двери, прислушиваясь. Я услышал шум от движения множества людей и решил, что комиссар не солгал, и, вероятно, большинство из нас отправляют из тюрьмы куда-то.