Константин Неклютин - От Самары до Сиэттла

По рассказам Сурова можно было судить, что его отряд соответствовал этому названию. В некоторых деревнях, где бывали партизаны, Суров требовал брать в заложники мужчин и расстреливать каждого десятого. Сам он считал себя левым эсером и не колебался, когда нужно было казнить крестьян за укрывательство партизан. Позднее я слышал рассказы о польских легионерах, которые поступали так же или даже хуже, так как ещё и грабили крестьян.

Наши надежды на то, что путь после Читы будет более безопасным не оправдались: партизаны захватывали железнодорожные станции на короткое время, затем их вытесняли наши, но в этот короткий промежуток мы были каждый раз в большой опасности.

Мы выехали из Иркутска девятого февраля 1920 г. и добрались до станции Манчжурия на границе с Китаем пятнадцатого марта. Там нас ждали плохие новости: железнодорожники на Восточно-Китайской железной дороге бастовали, и агитаторы от эсеров подталкивали их к захвату дороги. Китайские власти никак на это не реагировали.

Но через пару дней забастовка закончилась, и мы смогли выехать со станции Манчжурия. Наш состав должен был двинуться первым. Некоторые из тех, кого я там встретил, были мои знакомые по Омску, и они очень боялись ехать на первом поезде, считая, что это опасно. Но мы решили остаться в этом поезде: до этого нам удавалось не быть схваченными красными и партизанами, хотя было и много непредвиденных и опасных ситуаций.

Но было и много счастливых случайностей. Так, например, я покинул поезд ставки около Томска из-за разногласий с А. Пепеляевым, и в Ачинске вагон, в котором я должен был ехать, был полностью разрушен в результате взрыва. Или ещё: несколько вагонов поезда, в котором эвакуировалось министерство снабжения и продовольствия, занимали офицеры. После того, как этот состав застрял на несколько дней в пути, офицеры решили перебраться в другой поезд в надежде продвинуться на восток по-быстрее. Когда я уже во французском поезде доехал до Красноярска, то как-то увидел, что несколько этих офицеров идут под конвоем солдат с красными бантами на груди.

Много других счастливых случайностей, которые помогли мне выжить, говорят не о простом совпадении, но о судьбе. После моих приключений в Сибири я стал фаталистом и понял, что многое не зависит от человека: чтобы он ни делал, ни предпринимал, всё случится так, как должно случиться.

У меня была единственная цель - бежать от красных, спасая себя и семью. Это значило двигаться на восток.

На станции Манчжурия я остался с семьёй в том же поезде, так как он двигался в восточном направлении и за пределы России. Ситуация на железной дороге была нестабильной, китайские власти не контролировали её. На одной из станций люди с красными бантами на груди потребовали проверки нашего поезда. Благодаря американскому священнику Ко-вару, который запасся китайскими визами ещё на ст. Манчжурия, мы избежали опасности.

По дороге в Харбин мы видели китайские дома, декорированные красным цветом. Мы не знали, что это значит, но, на всякий случай, не покидали вагона.

Двадцатого марта 1920 г. наш поезд прибыл на станцию Харбин. У нас был адрес В. Топченко. В своё время он был одним из трёх директоров Государственного банка в Самаре, а потом чиновником министерства снабжения и продовольствия в Омске. Он помогал моей семье в Иркутске.

Жена пошла разыскивать Топченко: нужно было узнать, какая здесь обстановка и нужно ли двигаться дальше, во Владивосток. Было просто счастьем, что она нашла дом Топченко, и они вместе вернулись на вокзал. Было большим облегчением снова их увидеть. От него мы узнали, что в Харбине нет красных.

На некоторое время мы остановились у Топченко, а потом нашли комнату. Я каждый день ходил в деловой квартал в поисках работы, но безуспешно. Я был членом потерпевшего крах правительства, у меня не было рабочей профессии. Население города увеличилось вдвое за счет беженцев. Практически не было возможности получить работу или начать свой бизнес для человека без денег и связей.

Это был самый трудный и несчастливый период в моей жизни. Я приходил домой после бесплодных поисков работы и видел, как мой двухлетний сын играет деревянными чурками на пыльном дворе. В довершение всего, моя жена опасно заболела. У неё началось сильное воспаление кожи лица с сильным зудом. Эта болезнь была широко распространена на востоке. К счастью, врач, который её лечил, имел опыт работы в Китае, знал эти симптомы. Он предупредил, что это воспаление опасно для глаз, так как больной может ослепнуть. Ей пришлось остричь волосы, так как воспаление распространилось на кожу головы. Часть её лица и головы были покрыты повязками, и она была вынуждена оставаться в тёмной комнате в течение долгого времени. К счастью, всё обошлось, она сохранила зрение.

Вскоре после того, как мы обустроились, я навестил чешского коменданта на станции и пригласил нескольких чехов к нам на обед: только так я мог их отблагодарить за наше спасение. Мне удалось с помощью наших добрых хозяев сервировать хороший обед, достать вино. Один из офицеров показал фотографию своей невесты, которая поразительно походила на мою жену. Каждый раз, когда он видел её, он вспоминал свою невесту. Еще одно совпадение, которое можно считать знаком судьбы.

Здесь, в Харбине, мне удалось восстановить отношения с Уструговым, бывшим министром транспорта. Он получил хорошую работу в большой успешной компании. Я виделся с Петровым, бывшим министром сельского хозяйства, и с Гинсом, также бывшим членом правительства.

Гинс сказал мне, что все члены правительства ещё в Иркутске получили денежную компенсацию. Только Устругов и я ничего не получили. Гинс посоветовал мне написать представителю царского правительства в Японии и попросить у него помощи. Много времени спустя, я получил от него полторы тысячи йен, что стало основой нашего капитала, необходимого для иммиграции в США.

Мой племянник, офицер Волжского корпуса генерала Каппеля, прибыл в Харбин месяцем позже нас, но быстро нашёл работу шофера у богатого бизнесмена. Но кто мог нанять меня, бывшего члена правительства?

В августе 1920 г. я попросил своего знакомого, адвоката из Самары, узнать по поводу работы на железнодорожных складах. Один из собственников имел машину “Франклин” 1916 г. (Franklin), её нельзя было использовать для перевозки грузов, поэтому решили из неё сделать такси. Мне предложили стать шофером, но платили очень мало - 100 йен в месяц, так как финансовое положение моего хозяина было нестабильным. Я согласился.

Я начал работать как таксист, узнал места, где можно было найти пассажиров - у вокзала, на торговых улицах днём и у ночных клубов по вечерам. Работая по 12-15 часов в день, я начал приносить доход от 20 до 30 йен ежедневно. Мой доход увеличился, когда я стал известен под кличкой “министр”. Затем хозяин стал отчислять мне, кроме зарплаты, 10% от заработанных мною денег. Я уже мог содержать семью.