Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

Бальсан был удивлен и весьма рассержен такой крутой переменой в поведении своего лучшего друга. Внезапно Артур Кейпел стал серьезно относиться к «работе» Габриэль, в которой раньше, как и Этьенн, видел только забаву. Что это значило?

Наступил момент, когда причины столь неожиданной перемены стали очевидны: Кейпел был влюблен. Кстати, он этого и не отрицал. Он любил Коко.

Медовый месяц втроем закончился.

Чтобы лучше понять Этьенна, надо иметь в виду, что продажные любовницы, которых он узнал очень рано, сделали для него любовь подозрительной. Но то, что другие верили в нее, могло его глубоко тронуть.

Итак, Бой и Габриэль…

Добрый малый, Этьенн по-прежнему отдавал свою холостяцкую квартиру в ее распоряжение, хотя и знал, что Габриэль жила в другом месте.

Передача власти совершилась без криков и сцен. Смена любовников произошла в лучших традициях Мариво.

Артур Кейпел совершенно естественно заменил Бальсана, и именно он дал Габриэль аванс на покупку необходимого помещения.

В последние месяцы 1910 года Габриэль оказалась в доме 21 по улице, с которой в течение полувека будет связано ее имя, — улице Камбон.

Руайо по-прежнему оставалось местом встречи старых друзей, и казалось, что ничего не изменилось.

За исключением, однако, некоторых деталей.

Покинутый Бальсан заревновал. С какой легкостью приняла Габриэль мысль о разрыве! Уязвленный в своей гордости, он начал жалеть о ней.

Габриэль приезжала теперь в Руайо с Артуром и в качестве приглашенной. Пребывание там ограничивалось уик-эндами. Можно было подумать, что это другая женщина. Ее серо-жемчужные амазонки вдруг позволили заметить, что жизнь ее изменилась. По тонкому сукну, по тому, с каким шиком косыми складками падала юбка, по нарочитой асимметрии длинного жакета, позволявшей всаднице, уже находящейся в седле, свободно прикрывать колено, наконец, по тому, какой радостной представала Габриэль каждое утро перед глазами друзей, было ясно — и этого не увидел бы только слепой, — что ее долго лелеемая мечта все-таки осуществилась. Она одевалась теперь у одного из лучших портных… У одного из тех англичан, к которым обращались красавицы наездницы в цилиндрах и жилетах, чье несравненное изящество заставляло биться сердце молодого Пруста.

Но кем бы ни был этот портной и какое бы уважение он ни внушал Габриэль, ей тем не менее удалось навязать ему некоторые детали костюма, в которых просматривалась тайная связь с ее юностью. Она не обращала внимания на то, что ей говорил портной. Он уверял ее, что всадница ни под каким предлогом не может отказаться от строгой рубашки и трижды обернутого вокруг шеи белого пикейного галстука, который, будучи заколот булавкой, производил то же впечатление строгости, что и пристежной воротничок. Да что ей за дело до этой строгости? В других обстоятельствах куда ни шло… Но в Руайо?

— Мы катаемся на лошадях в дружеской компании, запросто, — объясняла она.

Портной был иного мнения и выразил свое неодобрение, почти скорбь, оттого что такая хорошенькая женщина хладнокровно собирается его опозорить. Что она хочет сделать? Поехать в амазонке без галстука, в рубашке с открытым воротом? Чистое безумие. А что еще? Надеть с костюмом строгого покроя блузку с широким воротником и муслиновый галстук, завязанный бантом. Что за мысль!.. Пусть она оставит подобные выкрутасы юным школьницам.

Портной был уязвлен.

Но и в отношении других деталей Габриэль оказалась столь же несговорчива. Весьма холодно отнеслась она к его предложению заказать у Мотша цилиндр из черного плюша с прикрепленным к полям моноклем, как носила принцесса Мюрат. Это было вовсе не в ее вкусе, равно как и маленькая черная треуголка, украшенная несколькими страусовыми перьями, которую принцесса Караман-Шиме только что ввела в моду.

Такие шляпы были ей не нужны.

Она намеревалась носить пикейную головную повязку, которая, будучи закреплена под шиньоном, прекрасно держала бы волосы.

Портной заставил ее повторить свои слова дважды.

— Головную повязку? — недоверчиво спросил он. — Вы говорите, повязку? Нечто вроде того, что носят теннисистки?

— Нет, — возразила она. — Уже… Вроде того, что носят монахини. Понимаете, что я имею в виду? Эта лента носится у самых корней волос.

Последние слова заказчицы укрепили портного в его сомнениях.

Быть подружкой Артура Кейпела, без сомнения, являлось редкой привилегией. Но это все же не было основанием для того, чтобы выступать в роли законодательницы мод. Молодая женщина далеко не пойдет. Она смешивала стили.

Первые поставщики Габриэль, как говорят, сохранили о ней самые скверные воспоминания.

Габриэль Шанель в разных обстоятельствах утверждала, что она любила всего один раз в жизни и только однажды знала человека, казалось созданного для нее, — Артура Кейпела. Мы можем быть почти уверены, что на сей раз она говорила правду.

Иностранный акцент Кейпела, ритм нового существования, обаяние человека занятого и пунктуального, большие черные глаза, глядевшие на нее властно, черные как смоль волосы, такие черные, что они словно отбрасывали тень вокруг головы, — все это было для Габриэль внове.

С сумасшедшей бандой приятелей было покончено, было покончено с лесными скачками. Чтобы действовать и создавать, надо было иметь друга, на которого можно опереться. Артур Кейпел и был таким другом.

Габриэль всегда хотела покончить с той жалкой ролью, на которую обрекли ее легкомысленные офицеры и разочаровавшиеся спортсмены. И вот она встретила человека, относящегося к ней с нежностью, доверием, уважением. Начиналась новая жизнь? По-настоящему?

У Кейпела были бесчисленные любовницы. Он их бросил. Они пытались вернуть его. Он решил ими пренебречь. Было ли это доказательством прочной любви? Питая надежды, Габриэль задавалась постоянными вопросами. Могла ли она довериться Кейпелу? Ведь его вкусы почти совпадали с вкусами Бальсана. Спортсмен… Как и прежде, снова в ее жизни спортсмены. Но Артур был не только спортсменом. Это был человек до всего любопытный, интересовавшийся политикой, историей, читавший массу странных книг. Произведения социалиста Прудона «О федеративном принципе», чудаковатого эрудита Фабра д’Оливе «История рода человеческого», святого ясновидца Ива Альвейдрского «Миссия государей» были его настольными книгами. В его библиотеке вперемешку стояли Ницше, Вольтер, отцы церкви, «Политические опыты» Герберта Спенсера и «Мемуары» Сюлли, которые он всеми силами хотел заставить Габриэль прочесть. Она открывала для себя, что можно быть одновременно чемпионом по поло и страстным книголюбом. Сколько сюрпризов!..