Эдмонда Шарль-Ру - Непостижимая Шанель

В 1914 году его участие в мировом конфликте выразилось в том, что он предоставил в распоряжение английской армии свои «роллс-ройсы». Их у него было восемь. Так, после короткого пребывания в штабе сэра Джона Френча — кажется, что все любовники-англичане Габриэль побывали там, — герцог оказался в ливийской пустыне, где с несколькими друзьями вел свою маленькую войну. У каждого члена его команды был оснащенный вооружением автомобиль, в котором были сняты сиденья, а на багажнике установлен пулемет. К «роллс-ройсам» добавились прогулочные машины, а также внушительное число грузовичков и фургонов, находившихся в гаражах герцога как во Франции, так и в Англии. Компания располагала также услугами доктора и тех членов персонала Итонхолла, которые последовали за своим хозяином. Жокеи, кучера и лакеи оделись в военную форму и занялись делами снабженческими. На их долю выпал поиск воды и горючего, уход за машинами, чистка башмаков. Тем временем Вендор и его друзья оставили на свою долю благородное дело использования пулеметов «хочкисс».

Совершив стремительный бросок, неведомо как они напали на лагерь воинов-сенусси, союзников турок и немцев, которые в изумлении сдались. Победители захватили оружие, продовольствие, боеприпасы и во время обыска обнаружили целые мешки писем на английском языке: это была корреспонденция британских пленных, которых сенусси держали в пустыне. Вендор укрепил свою колонну несколькими верблюдами, погрузил добычу и, следуя за проводником-заложником, отправился на поиски соотечественников. Он нашел их в ста пятидесяти километрах от лагеря, умирающих от жажды. Когда пленные увидели высокие капоты «роллсов», появившихся среди дюн, одни подумали, что сходят с ума, другие решили, что это мираж.

Что-то шутейное было во всем этом.

Но понятно, что герцогу приятно было вспоминать о прошлом.

Пока она жила с ним, Габриэль утверждала, что «в своем роде он был совершенством». Только покинув герцога, она признала, что его отличала некоторая интеллектуальная недостаточность.

Собирался ли Вендор жениться? До тех пор пока страсть была сильна — примерно до 1928 года, — вопрос об этом неявно, но стоял. Правда, для него речь шла не столько о браке, сколько о том, чтобы обзавестись наследником. Габриэль поняла это довольно скоро. Сразу же одной из главных ее проблем стало рождение ребенка. Дело в том, что она была уже немолода. Сорок шесть лет… Ее время было сочтено. Переходя от надежды к разочарованию, она выходила из себя, но не отступала. Неважно, что тело ее заупрямилось. Она отнеслась к нему без всякого снисхождения, как порою относилась к тому, что ей сопротивлялось, — к своим служащим, работницам, манекенщицам, тканям. Она заставила себя пройти консультации. Она отдала себя в руки врачей, доверилась подозрительным заботам женщин, которых считала опытнее себя. В старости, когда она испытывала к кому-нибудь доверие, то давала понять, что перенесла операцию и, по совету акушерки, вынуждена была заниматься «унизительными упражнениями». На самом деле беда ее была вполне определенной — бесплодие. Озлобление, одиночество, неудача — все вытекало отсюда. Но ей еще удавалось с помощью словесных уловок или комичных намеков сваливать ответственность на других. То она разоблачала бесплодие Вендора, то намекала на его неспособность победить ее затянувшееся девичество. Кроме того, она еще говорила: «У меня всегда был детский живот. Со времен Боя…» И, несмотря на пафос, становилось ясно, что в этом и была ее драма. С Кейпелом, с Вендором. Драма, повторившаяся дважды. Так что трудно понять, почему вопреки своему предыдущему опыту она так долго сохраняла надежду. Выйти замуж за Вендора… Каждое свидетельство любви казалось ей доказательством того, что худшее не произойдет. В конце концов, так ли уж необходим ему наследник, как она вообразила? Она говорила себе: «Как знать? Может быть, он и без того женится на мне». Ибо Вендор осыпал ее подарками. Она принимала их, то невероятные, то трогательные, порой смехотворные. Они способствовали сохранению иллюзий.

В 1928 году она купила участок земли, засаженный оливковыми деревьями, на холмах Рокбрюна, с замечательно красивым видом.

Царская покупка [95] Владение было куплено на имя Шанель. Акт о покупке наиболее крупного участка был зарегистрирован в третьем отделе ипотечной службы Ниццы 9 февраля 1929 года (том 19, № 47). Но, по мнению всех, кто жил с Габриэль в эти годы, переговоры о покупке начались тремя годами раньше, и, что бы там ни говорили, поместье было куплено Шанель только по ее инициативе, а вовсе не являлось подарком герцога Вестминстерского. . Летний дом, расположенный по соседству с заправилами высшего лондонского общества и их женами, бывшими у всех на виду… Владение на Лазурном берегу, дом во Франции. Что больше могло соблазнить Вендора? В нескольких километрах от «Ла Пауза» его старый друг Уинстон Черчилль, отстраненный от власти, начал писать историю своей семьи. Черчилли жили то в Гольф-Жюане у Максима Эллиота, то на мысе Ай у лорда Бивербрука и лорда Ротермейера [96] Лорд Бивербрук был создателем и владельцем «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Ивнинг стандард». Лорд Ротермейер владел «Дейли мейл» и «Ивнинг ньюз». . И для того, чтобы «Ла Пауза» в действительности стала местом встречи всех друзей Вендора, Габриэль подарила красавице Вере и ее мужу небольшой домик в глубине сада. Ибо близким другом всех этих знаменитостей была именно Вера, она была приятельницей Черчиллей и принца Уэльского в гораздо большей степени, нежели Габриэль.

И Вендор, казалось, был очень доволен подобным устройством дел.

Тогда, набравшись мужества, Габриэль произвела учет того, что, помимо ее неспособности дать ему потомство, могло помешать их союзу.

Если предположить, что о ее прошлом стало бы известно, не в этом была бы главная неприятность? Пение и даже кафешантан, с точки зрения англичан, не заслуживали осуждения. Лондон не Париж. Но Шанели? У нее больше не было сестер, не было матери. Торговец-отец? Скорее всего, он уже умер, давно в могиле. Не страшно. Образцовая тетка, живущая себе потихоньку, — Адриенна. На ее молчание можно было положиться. Перспектива брака сделала ее еще более осмотрительной, чем обычно. Оставались братья. Никто, кроме нее, ничего не знал о них. Ничего об Альфонсе, ничего о Люсьене. Но стоило какому-нибудь газетчику до них добраться, стоило прессе наброситься на них, как развязка была бы роковой. Да, братья. В них заключалась опасность.

Любопытно, но больше всего Габриэль боялась не Альфонса, казалось бы, внушавшего тревогу. У Альфонса, кроме нее, не было никакой поддержки и никакого ремесла. В крайнем случае, его можно было считать рантье, скромным пенсионером. Он по нескольку раз за год бывал в Париже. При каждой разбитой машине, каждом карточном долге, при каждом бурном скандале с женой, которая тут же прятала деньги и все запирала на ключ, Альфонс прибегал к помощи Габриэль, пользуясь моментом, когда она бывала одна. Обычно он садился напротив нее за стол, всякий раз стоявший на новом месте. Необычное это было зрелище, завтраки Альфонса в предместье Сент-Оноре. Чтобы представить себе, как они проходили, послушаем его дочерей. «Отец всегда привозил полно рассказов. Рассказов о том, как жила сестра, о ее доме, похожем на индийский дворец, о слугах, малых в ливреях и белых перчатках. Однажды он рассказал нам, как, едва сев за стол, сказал Габриэль: „Отправь на… этого холуя, что стоит рядом. Когда такой тип торчит за спиной, у меня аппетит пропадает“. И тетя Габриэль расхохоталась. Но метрдотель скорчил такую рожу! В другой раз отец признался сестре в печальном событии: „Габи, машины у меня больше нет. Она на дне оврага. Лучше ее там и оставить. В кусках…“ Вместо того чтобы рассердиться, Габриэль воскликнула: „У меня есть то, что тебе надо! Избавь меня от машины, которая стоит перед дверью, а заодно и от шофера“. И жители Вальрога увидели, как Альфонс вернулся в автомобиле типа купе неизвестной марки, а за рулем сидел здоровенный дылда в фуражке».