Георгий Хетагуров - Исполнение долга

Гитлеровцы как будто ждали, когда дивизия полностью закончит переправу. На рассвете после короткой артиллерийской подготовки вражеская пехота при поддержке танков и самоходных орудий возобновила атаки. Наши гвардейцы во встречном бою опрокинули противника, вышли на западную окраину Вайново и закрепились там.

Большую помощь 82-й гвардейской стрелковой дивизии оказали армейские артиллерийские части и особенно штурмовая авиация. До наступления темноты прославленные Ил-2 группами по 10–12 самолетов беспрерывно штурмовали скопления немецкой пехоты и танков, расстраивая их боевые порядки и нанося значительный урон.

В ночь я тоже перебрался на буторский плацдарм. На опушке крохотной рощицы за боевыми порядками 242-го гвардейского стрелкового полка саперы оборудовали для меня блиндаж, а связисты обеспечили связь со всеми подразделениями и противоположным берегом. Конечно, я мог управлять боем и со вчерашнего своего КП, по мне по опыту было известно, насколько возрастает стойкость войск, когда они видят командира рядом. К тому же новому командиру дивизии следовало наглядно показать подчиненным свою выдержку и самому воочию убедиться в морально-боевых качествах личного состава, оценить способности командиров полков, батальонов, рот. Давала, очевидно, себя знать и моя многолетняя служба в артиллерии: артиллерийский командир всегда стремится лично видеть цель, по которой ведет огонь. Существует даже своего рода афоризм: «Не вижу — не стреляю». Этот афоризм был особенно применим именно здесь, на буторском плацдарме, имевшем глубину не более трех километров.

Особое внимание я обратил на обеспечение флангов. Приказал сосредоточить и окопать там большую часть противотанковых пушек.

Артиллерия противника все время держала плацдарм под огнем. Иногда снаряды рвались рядом с моим блиндажом. Меня, однако, это не беспокоило: пересыпанные землей семь накатов из бревен надежно защищали даже от прямого попадания снаряда. Могло лишь завалить выход.

Случались дни, когда дивизии приходилось отбивать до восьми атак противника. На некоторых участках завязывались рукопашные схватки. Потери были значительными с обеих сторон. Но мы все же выстояли.

Вечером 15 мая мне позвонил командарм.

— Не тоскливо тебе там?

— Да нет. Фашисты скучать не дают. Правда, атаки они прекратили, совершенствуют оборону и ставят минные поля.

— А ты сидишь и наблюдаешь.

— Так же, как вы в Сталинграде.

— Тоже мне, сравнил!.. Наступать надо. Расширять плацдарм.

— Пробовали, товарищ командующий. Не получается. Силенок не хватает…

Передний край нашей обороны проходил всего в 800 метрах от траншей противника. Стороны не давали друг другу покоя: беспрестанно вели артиллерийский и пулеметный огонь, активизировались снайперы — днем нельзя было поднять головы над бруствером. Периодически обменивались бомбовыми ударами наша и немецкая авиация. По ночам действовали разведывательные группы, пытаясь захватить «языков». Но ни нам, ни фашистам взять пленных не удалось: местность освещалась ракетами, подступы к переднему краю у нас и у противника прикрывали плотные минные поля.

Так продолжалось до конца мая.

Однажды позвонили из оперативного управления штаба фронта:

— Встречайте гостью.

— Кто такая?

— Ваша жена Валентина Семеновна.

— Не может быть! Она не знает, что я здесь.

— Все она знает, товарищ генерал. Встречайте…

И телефон умолк.

Еще не веря в это чудо, я вызвал командира саперного батальона и поручил ему с группой бойцов встретить мою гостью у переправы и проводить на КП.

Валя вошла почему-то очень бледная.

— Ты с ума сошла! — напустился я. — Ведь любая шальная пуля…

— А я думала, ты обрадуешься, — перебила меня Валентина. — Хоть бы сказал «здравствуй»… Что же касается пуль, то их тут действительно хватает…

— И каким счастливым ветром тебя занесло ко мне! — все еще удивлялся я, усадив жену на чурбачок, заменявший табуретку.

— Неожиданно появилась возможность повидать тебя. Разве могла я не воспользоваться этим…

Она глубоко вздохнула, затем поморщилась, взглянув на свои ноги в огромных солдатских сапогах, явно не по размеру. После долгой паузы последовал вопрос, которого я давно ждал:

— Ну, рассказывай, родной, что с тобой произошло.

— Вообще-то, мне давно хотелось командовать дивизией… — начал было я.

— Ладно, после войны разберемся, — засмеялась Валентина и переменила тему разговора: принялась рассказывать о детях — Юле и маленьком Борисе. — А теперь — о моей работе, — уже другим тоном сказала она. — На вот почитай мою статью в «Красной звезде»… — И жена подала мне газету.

Меня поразили отдельные цифры, приведенные в статье. Только за один 1943 год и только по РСФСР сумма государственных пособий и пенсий семьям фронтовиков превысила шесть миллиардов рублей. А в 1944 году лишь на содержание детских домов намечалось израсходовать более полутора миллиардов. Запланировано было также передать семьям фронтовиков, проживающим в сельской местности, 115 тысяч голов крупного рогатого скота.

Помимо государственных средств на обеспечение семей военнослужащих поступали и личные сбережения советских граждан. По инициативе комсомола во многих областях Российской Федерации был создан так называемый молодежный фонд помощи детям. На средства этого фонда к тому времени уже открылись 33 детских дома и 10 здравниц.

Много добрых слов услышал я от жены о тогдашнем заместителе Председателя Совнаркома СССР Алексее Николаевиче Косыгине, который не столько по долгу службы, сколько по велению своей партийной совести шефствовал над Управлением по государственному и бытовому устройству семей фронтовиков.

— Удивительно отзывчивый человек! Вот у кого надо учиться заботе о людях! — восхищалась она.

Свидание наше продолжалось всего два дня. На плацдарме опять назревали грозные события. Наша разведка отмечала подход свежих сил противника. Участились разведывательные полеты вражеской авиации. Да и Валя торопилась на работу…

Предвидя очередной натиск гитлеровцев, мы всячески совершенствовали свою оборону. Было завершено оборудование трех линий траншей полного профиля с ходами сообщения и укрытиями для личного состава. На подступах к переднему краю саперы установили сплошное минное поле в пять рядов, использовав для этого 2786 противотанковых и 2700 противопехотных мин. Минновзрывная полоса прикрывалась густой сетью проволочных заграждений и спиралей «бруно».

Враг не заставил долго ждать. Утром 31 мая на боевые порядки дивизии обрушился шквал огня. В течение тридцати минут снаряды и мины различных калибров вспахивали нашу оборону на всю ее глубину. Затем последовал бомбовый удар, от которого застонала земля.