Виктория Лепко - Вне игры

— Что вы?! — искренне возмутилась я. — Я так не могу! Я никогда никого не обманываю!

— Но это ведь не обман, — мягко настаивал товарищ Скороходов. — Вы просто не должны никому говорить.

— Нет! — ещё больше запротестовала я. — Я всегда всё рассказываю мужу!

Я смотрела на него огромными чистыми глазами. Не помню, какие доводы он мне приводил, чтобы убедить меня вступить с ним в сговор. Но я была абсолютной идиоткой! Глядя ему в глаза наивными синими глазами, полными слёз, я упрямо повторяла:

— Нет! Я всегда всё рассказываю мужу! Что он подумает обо мне, если узнает!

Бедный товарищ Скороходов забыл, что имеет дело с актрисой. Этот спектакль я сыграла «на ура!».

Мы улетели в Париж. Если я буду писать об этом путешествии подробно, то придётся начать новую книгу.

Постараюсь коротко… Боже! Коротко о Париже! Это невозможно! Да, да, конечно, всё было потрясением от начала и до конца. И первый обед в Булонском лесу, и Эйфелева башня, и магазины, и Лувр, и бесконечные пешие прогулки по ночному Парижу, и поездка в Нормандию, а потом на Корсику! Господи, пишу и не верю, что всё это было со мной! Столько лет прошло, а я помню всё до мелочей.

А эта служанка Нина, которая работала у господ Юдовичей и называла меня «барынька». А когда она гуляла с собакой, то я услышала незабываемую фразу из её уст: «Дружи! Алле до мамы». (Собаку звали Дружок.) Вот вам поистине смесь французского с нижегородским! Но я всё-таки наступлю на горло собственной песне и расскажу одну историю, которая могла бы повернуть мою жизнь совсем в другое русло.

Дело в том, что мы были приглашены ещё на дни рождения мадам и мсье. Кроме нас, туда съезжались гости из разных городов и стран. Приехал мэр города Гавра с супругой, приехала пара из Америки, тоже русские из эмиграции первой волны. Были и друзья, живущие во Франции, и друг Сент-Экзюпери, доктор Лебединский, из эскадрильи «Нормандия — Неман».

Все собрались на несколько дней, чтобы отметить сразу два дня рождения. Все с интересом смотрели на нас. Нечего говорить, что я взяла у своей мамы самые лучшие наряды и кое-что сшила новое. Тогда в Париже только появились мини-юбки. Увидев меня в «мини», все с восторгом спрашивали: «А что, в России тоже ходят в «мини»?» Я гордо отвечала: «Да!» Когда выяснилось, что я актриса, да ещё работаю в Малом театре, это вызвало огромный интерес ко мне. Спрашивали обо всём: о ролях, о партнёрах, о зарплате. Вот тут я на мгновенье испугалась. «Какую сумму назвать?» — судорожно думала я. Ведь моя зарплата в то время была 75 рублей. Вспомнив почему-то И. В. Ильинского как народного артиста, я не задумываясь сказала: 250 рублей!» Они закивали головами в знак одобрения и тут же спросили: «Разумеется, в неделю?»

На третий день всех этих торжеств ко мне подошёл гость из Америки (к сожалению, забыла его фамилию!) и сказал, что хотел бы со мной поговорить. Я с интересом согласилась его выслушать.

— Видите ли, — сказал он с сильным американским акцентом, — я смотрю на вас уже три дня и решил сделать вам одно предложение. Я торгую с Россией пушниной, и обычно на этих торгах бывает дефиле. Мы демонстрируем меховые изделия. Я бы хотел пригласить вас участвовать в этом дефиле. Это будет великолепно! Русская актриса в русских мехах!

Сказать, что я оторопела от этого предложения, будет мало. Я просто впала в ступор.

— Спасибо… — пролепетала я, пытаясь прийти в себя. — Но, видите ли, я ведь актриса… у меня совсем другая профессия.

— Это чудесно! — воскликнул американец. — У меня как раз выступала Софи Лорен и другие актрисы. Вы представьте! Русская в русских мехах! Это будет изумительное зрелище!

— Спасибо… — продолжала отнекиваться я. — Я, видите ли, никогда не выступала… подобным образом…

— Вы не беспокойтесь, — доверительно говорил мой благодетель, — у меня все связи с русскими есть. Визу вам дадут, все расходы я беру на себя. Вы сможете хорошо заработать, и, конечно, вам подарят меха!

— Спасибо! — ещё раз промямлила я. — Я подумаю!

Мсье Юдович, видимо, знал о нашем разговоре, так как на другой день сказал мне: «Ты не бойся, он очень серьёзный человек. Я думаю, тебе надо согласиться. Это очень редкий шанс в жизни!»

Когда я сказала об этом разговоре своему партийному мужу, — боже, что тут началось! Как он испугался, он почти в истерике кричал, чтобы я и не думала соглашаться, что его уволят с работы и выгонят из партии, и т. д. и т. п.

Я отказалась. Очень вежливо. Американец посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Он не знал, в какой стране я живу. А у меня там оставались сын и мама. Конечно, я бы вернулась, но как бы сложилась моя жизнь после этого, одному Богу известно.

Утро на Корсике в шикарном американском отеле «Шератон-дю-кап» начиналось с завтрака, который приносил прямо на террасу очаровательный мальчик. И в это утро, как всегда, на подносе стоял сок, кофе и булочки с конфитюром, и среди этих яств лежала газета «Монд». Муж развернул её и поперхнулся. Под огромной шапкой «Отставка Косыгина и Брежнева!» во весь лист была фотография наших танков в Чехословакии, где на переднем плане по-русски было написано: «Иваны, убирайтесь домой!»

Господи! Что это? Война началась?! Я, хоть и брала уроки французского перед отъездом, но сейчас от ужаса вдруг ничего не смогла прочитать, что было написано в газете. В панике мы пошли в соседний номер, где жили тоже приехавшие из Москвы по приглашению Юдовичей И. Л. Прут и его супруга. У И. Л. Прута были какие-то родственники в Швейцарии, и он собирался как раз потом ехать туда. Внимательно изучив газету, он сказал: «Ребята! Это не война. Это просто наши решили «навести порядок» в Чехословакии. Будем надеяться на лучшее и подождём». Никогда не забуду это чувство стыда, когда мы пришли в ресторан обедать. Мне казалось, что все смотрят на нас с осуждением. Через день мы уже прилетели в Париж и пришли в посольство узнать, надо ли нам срочно ехать домой. Посольство в Париже было всё облито чернилами. Атмосфера была неестественно спокойная. Какая-то дама приняла нас и заверила, что билеты возвращать не надо и можно ещё быть в Париже сколько нам полагалось, т. е. 10 дней. Позвонив домой, мы узнали, что у нас всё в порядке. Мы остались гулять по Парижу. Мы ходили пешком сутками, понимая, что это счастье уже никогда не повторится. Но все эти дни на улицах и в кафе мой муж молчал. Говорила только я. Только по-французски.

Итак, сколько ни оттягивай, а всё-таки придётся рассказать о «Кабачке 13 стульев». Для людей, родившихся в другую эпоху, придётся сделать небольшое вступление в тему.

По-моему, в 1966 г. режиссёр Театра Сатиры Г. В. Зелинский сделал юмористическую передачу на телевидении с артистами Театра Сатиры. Суть её была в том, что в каком-то кабачке (возможно, в Польше) собираются разные смешные персонажи, пьют кофе, сплетничают, выясняют отношения и между сценками поют и танцуют. Причём звучит исключительно иностранная музыка, а актёры под фонограмму поют вместе с зарубежными звёздами эстрады. Передача прошла один раз. И вдруг на голову редактора Анатолия Корешкова посыпались сотни писем с просьбой её повторить. Её повторили, а потом сделали ещё одну такую же. Народ был в восторге и настаивал на продолжении. Телевидение стало продолжать. На волне всенародной любви передача стала выходить раз в месяц и продержалась на телевидении 14 лет! Немыслимый срок по теперешним понятиям. Да, пожалуй, и самые лучшие передачи за рубежом вряд ли выдерживают такое испытание временем. «В чём же секрет такого успеха?» — спросите вы. Секрет очень прост.