Владимир Фромер - Реальность мифов

Выйдя из больницы, Меир посетил Бен-Гуриона. Старик очень обрадовался, увидев его без костылей. Поля принесла чай, а Меир засмотрелся на руки Бен-Гуриона — маленькие, крепкие, загорелые, без бугров и вздувшихся жил, совсем не старческие. Он-то давно знал, что не глаза, а руки выражают индивидуальность человека.

— А ну, пройдись, — вдруг сказала хозяйка.

Меир прошелся, волоча ноги, стараясь равномерно распределить тяжесть большого тела.

— Чтобы Насер так ходил! — сердито пожелала Поля.

Амит и сам понимал, что с военной службой покончено. В сорок лет — в полдень жизни — все надо было начинать сначала. Он выбрал академическую карьеру. Блестяще закончил Колумбийский университет, работал над докторской диссертацией. Но летом 1961 года Моше Даян, который иногда, по какой-то прихоти, оплачивал свои старые счета, предложил ему сменить Хаима Герцога на посту начальника военной разведки. Амит без колебаний согласился. Против этого назначения был лишь один человек — Исер Харель, заявивший, что слишком опасно оставлять военную разведку в руках военных. Они, мол, наломают дров.

Но Бен-Гурион сказал: «Пусть армия сама решает, что ей нужно». Меир Амит был утвержден в новой должности. На совещании у Бен-Гуриона он впервые встретился с Харелем.

Бесчисленны причины, по которым один человек может любить или ненавидеть другого. Амит — высокий, ладный, с солдатской выправкой, прямым взглядом, громким уверенным голосом. И Харель — казавшийся в присутствии Амита еще меньше, смотревший исподлобья. Грубая прямолинейность солдата не понравилась разведчику. Вкрадчивая осторожность разведчика не понравилась солдату. В самой природе каждого из них было что-то, чего другой по натуре своей не мог выносить. К тому же Меир Амит уже тогда считал стиль работы Хареля устаревшим и открыто говорил об этом. Исер Харель напоминал ему кривоногую таксу, охотившуюся на крыс и других мелких зверюшек, но неспособную взять более крупную дичь.

«Погоня по всему миру за стареющими нацистскими преступниками — это, конечно, прекрасно, — говорил Амит, — но все же не следует забывать, что основной целью разведслужб является сбор информации о ресурсах, военном потенциале и планах врагов Израиля».

Харель, в представлении Амита, — сыщик, превративший Мосад в лавочку, торгующую чем попало.

Не оставался в долгу и Харель, написавший с десяток книг, в которых отказывал Амиту в элементарных человеческих и профессиональных достоинствах.

Подобный антагонизм не мог не втянуть этих людей в жестокую борьбу, хотя цели и задачи у них были общие и желали они одного и того же.

21 июня 1962 года Израиль был потрясен сообщением об успешном испытании в Египте ракет класса «земля — земля». Ракеты эти — «Аль-Зефир» («Победа», дальность полета 280 км) и «Аль-Кахио» («Завоеватель», дальность полета 560 км) — могли представлять угрозу для безопасности Израиля. Даже их названия недвусмысленно свидетельствовали о намерениях египетского лидера. Да Насер и сам открыто заявил о своих планах в отношении еврейского государства, выступив с обращением к нации по поводу столь выдающегося события.

Хуже всего было то, что в Мосаде ничего об этих ракетах не знали. Разгневанный Бен-Гурион вызвал Хареля и ядовито попросил объяснить, зачем Израиль тратит огромные средства на свою разведку, если достаточно купить простой приемник, чтобы получать ценную информацию из выступлений египетского президента.

Честолюбие начальника Мосада было задето, гордость унижена. Потрясенный, давно не испытывавший таких ударов судьбы, Харель заверил премьер-министра, что через три месяца вся информация о ракетной программе Египта ляжет к нему на стол.

Информацию эту Харель получил гораздо раньше, уже через месяц, от своего суперагента в Каире Вольфганга Лотца.

Самыми выдающимися разведчиками Мосада за всю его историю считаются Эли Коэн и Вольфганг Лотц. О судьбе казненного в Дамаске Эли Коэна мы знаем почти все. Вольфганг Лотц — известен меньше, что отнюдь не умаляет его заслуг.

Лотц родился в 1921 году в Германии. Отец — немец, директор театра в Берлине. Мать — еврейка, актриса в том же театре. После прихода Гитлера к власти отец вступил в нацистскую партию, а мать, плюнув ему в физиономию, забрала сына и уехала в Эрец-Исраэль. Двенадцатилетний мальчик быстро освоился на новой родине. Закончил сельскохозяйственный техникум, где на всю жизнь привязался к лошадям — даже мечтал уехать в Техас и стать ковбоем. Этого не получилось, но жизнь его действительно напоминает сумасшедшую ковбойскую скачку. Служил в британских колониальных войсках переводчиком, ввязывался во всевозможные авантюры, выполнял различные поручения Хаганы и, наконец, стал офицером израильской армии. Там и обратили на него внимание сотрудники Мосада. Лотц, казалось, самой природой был создан, чтобы стать асом разведки.

Знание языков: свободно владел немецким, арабским, английским. Внешность ницшеанской «белокурой бестии». Хладнокровие, интеллект, актерский талант, авантюрная жилка. Чего еще можно требовать от секретного агента? К тому же Лотц был наполовину арийцем. Сохранилась метрика о его рождении в Мангейме. Будучи немецким гражданином в силу своего происхождения, он не нуждался в липовых документах. Нужно было лишь чуть-чуть подретушировать его биографию. Сущие пустяки для специалистов Мосада.

В конце 1960 года в Каире возник скучающий путешественник, состоятельный прожигатель жизни — герр Вольфганг Лотц. Этот бывший офицер Вермахта, воевавший в корпусе Роммеля, после войны поселился в Австралии, где был хозяином конного завода. Но в Австралии такая скука — хоть вешайся. Впавший из-за нее в депрессию Лотц вернулся на родину. Послевоенная Германия, однако, ему не очень понравилась, и вот теперь он ищет под солнцем место для жизни спокойной и красивой. Само собой получилось так, что «симпатичный немец» застрял в Каире, вступил в фешенебельный кавалерийский клуб и, наконец, по совету генерала Али Гораба — начальника египетской полиции — создал конный завод, чтобы вывести новую породу экспансивных арабских лошадок. Через полгода «симпатичный немец» стал своим человеком в высших каирских сферах. Бывший офицер, он, естественно, тянулся к своим египетским коллегам. Генералы, полковники, сотрудники генштаба обожали этого «славного малого», у которого в любой момент можно было подзанять деньжат, не очень беспокоясь о возвращении долга.

Стоит ли говорить, какая ценная информация стала поступать в Мосад от сверхсекретного агента в Каире по кличке Конь? Правда, Лотц стоил Мосаду очень дорого. Харель никогда не просматривал поступавших от него счетов, чтобы не расстраиваться, а получавший их казначей Мосада лишь хватался за сердце. Однажды по его настоянию Харель отправил Лотцу депешу с распоряжением документально отчитываться о своих расходах. В ответ Лотц попросил прислать ему из Мосада бланки, которые он мог бы давать на подпись египетским генералам, одалживающим у него деньги.