Владимир Фромер - Реальность мифов

«Меир, — сказал Бен-Гурион начальнику военной разведки, — Харель ушел, и я хочу, чтобы ты занял его место. Сдай дела Яриву и отправляйся в Мосад. Вот приказ о твоем новом назначении». Амит не стал спорить. Он знал, конечно, об особых отношениях между Исером Харелем и его людьми, понимал, что в Мосаде его никто с цветами не встретит. Но солдату, привыкшему к дисциплине, и в голову не могла прийти мысль, что ему придется столкнуться с настоящим бунтом.

Пять минут понадобилось Харелю, чтоб передать дела этому ненавистному человеку. Хареля трясло от злости. «Папки с шифрами и кодами здесь, — указал он на ящик письменного стола. — Остальную информацию вы получите от моих сотрудников». И Харель не вышел, а вынесся из комнаты. Амит, проводив его презрительным взглядом, пробормотал: «Этот Исер еще меньше, чем он выглядит». Потом выдвинул ящик. Папка, о которой говорил Харель, была на месте. И все. Никаких других документов. Даже списка сотрудников Мосада — и того не было.

В дверь постучали. Вошла Ора Авни — одна из четырех секретарш Хареля. Меир ей улыбнулся. Она ответила ледяным взглядом. Потом Ора станет личной секретаршей Амита, другом его семьи, проработает с ним много лет. Но все это будет потом. А сейчас она положила перед Амитом шифрованную телеграмму и надменно удалилась. С трудом, пользуясь инструкцией из той самой папки, Меир расшифровал текст. Пятеро видных сотрудников Мосада в Европе, в том числе их резидент Ицхак Шамир, сообщали новому начальнику, что отказываются с ним работать. «Мы будем вам благодарны, если вы доведете текст этого нашего заявления до сведения премьер-министра», — писали агенты.

Амит вызвал секретаршу и продиктовал свой первый приказ. Пятеро «мятежников» отзывались на родину. В дальнейшем всем им пришлось уйти из Мосада. Меир заменил их своими людьми из военной разведки. Собрав подчиненных, он сказал: «Я никого не держу. Да, я намерен подтянуть дисциплину, хоть и не буду требовать, чтобы вы строем, с песнями выходили каждый день на работу. Те из вас, кто решит продолжить службу в этом учреждении, должны будут выполнять все мои распоряжения — вне зависимости от того, нравится им это или нет».

Вспоминает Ора: «У многих в глазах были слезы. Массивная фигура этого солдата в гимнастерке и тяжелых ботинках так разительно отличалась от всего, к чему они привыкли, так не походила на облик их бывшего шефа, с которым их связывали прочнейшие эмоциональные узы, что они поняли: вдребезги разбит их прежний мир, с которым они так свыклись…»

Многие ушли, а те, кто остались, вскоре с удивлением почувствовали, что им нравится новый начальник, оказавшийся во многом шире и глубже своего предшественника. Всюду теперь мелькали симпатичные молодые люди с военной выправкой. Всюду появились компьютеры. Работы прибавилось, но при этом и жить стало гораздо интересней.

Трудно сказать, как бы развивались события, если бы 16 июня 1963 года Бен-Гурион вновь не ушел — на сей раз, как оказалось, навсегда. Он, сам создавший израильскую политическую структуру, сам же одним из первых увидел ее изъяны. Его партия стремительно превращалась в гипертрофированный бюрократический аппарат с коррупцией и мышиной возней функционеров. Старый вождь понимал, что страна нуждается в реформах и начинать их нужно с правящей партии. Пример де Голля был у него перед глазами. Но у де Голля ведь был контракт непосредственно с Францией, а Бен-Гуриона обложили со всех сторон партийные бонзы. Крикливые, самоуверенные, они сплотились для борьбы со своим старым лидером, чтобы вытеснить его из политической жизни.

Бен-Гурион еще попытается бороться, создаст движение Рафи, к нему присоединятся Даян с Пересом — ничего не выйдет. Бюрократическая цитадель вырождающейся Рабочей партии окажется несокрушимой…

Одолев Бен-Гуриона, партийные функционеры избрали премьер-министром 67-летнего Леви Эшколя. Это был, пожалуй, один из самых «тусклых» израильских лидеров. Ум — трезвый, основательный, но без взлетов. Характер — нерешительный, слабый, склонный к компромиссам. Будучи по натуре своей соглашателем, Эшколь избегал крайних решений и конфликтных ситуаций.

Став премьер-министром, он должен был решить, что делать с Амитом. С одной стороны, Голда Меир и Яаков Шапиро требовали немедленно убрать этого ставленника Бен-Гуриона. Ну а с другой — за Амита горой встали Аба Эвен и Моше Даян. Эшколю совсем не хотелось схлестнуться с Даяном, и он принял, как ему казалось, «соломоново решение». Утвердил Меира Амита в его новой должности. Аарон Ярив стал начальником военной разведки. Не был забыт и Исер Харель. Эшколь назначил его своим специальным советником по вопросам разведслужб. Харель получил право курировать и Мосад, и военную разведку. Стоит ли говорить, что это было худшее из возможных решений.

Трудно работать под ненавидящим взглядом. Харель вцепился в Амита, как гончая в кабана. Разумеется, ни о каком сотрудничестве между этими двумя людьми не могло быть и речи. Харель все уши Эшколю прожужжал о том, какой Амит жуткий тип и какую угрозу представляет он для безопасности государства. Но у Эшколя хватило ума понять, что во главе Мосада стоит профессионал высокого класса, и в его работу он не вмешивался. Тем временем преображенный Мосад не только добывал ценнейшую информацию, но и осуществлял операции, о которых во времена Хареля можно было только мечтать.

И вдруг Харель узнал по своим каналам о деле Бен-Барки. Чувство удовлетворения, смешанного с горечью, овладело им. Ведь он же предупреждал, говорил…

После Войны за независимость Израиль, прижатый к морю, окруженный со всех сторон врагами, оказался герметически замкнутым в своих границах. Чтобы прорвать эту изоляцию, Мосад еще в начале шестидесятых годов установил секретные связи с Марокко, Ираном, Эфиопией и Турцией, охватив таким образом своих арабских соседей в кольцо из стран «третьего мира». Особое же значение и Харель, и Амит придавали развитию тайного сотрудничества с Марокко. К моменту образования государства Израиль в Марокко — тогда французской колонии — проживало около полумиллиона евреев. Это была самая значительная еврейская община в арабском мире.

Французская колониальная империя уже трещала по всем швам. Марокканский султан Мухаммед Пятый отказался стать марионеткой колониального режима и был выслан из страны. Неожиданно для всех султан, род которого восходил к пророку Мухаммеду, присоединился к радикальному движению «Демократический фронт национального освобождения» и фактически его возглавил. В 1956 году Марокко добилось государственной независимости. Мухаммед, ставший правителем страны, терпел существование левых партий — вчерашних союзников — и даже позволил провести парламентские выборы.