Арманд Хаммер - Мой век - двадцатый

В конце лета 1923 года мы задумали превратить наше растущее коммерческое предприятие в обычную корпорацию, действующую на концессионной основе. 14 июля заместитель наркома внешней торговли Фрумкин подписал с нами контракт. Нарком Красин согласился на его заключение только после получения от меня гарантии, что годовой импорт из Америки будет эквивалентен экспорту из Советского Союза. Мы гарантировали минимальную сумму экспорта и импорта в один миллион двести тысяч долларов, что составляет общий годовой товарооборот в два миллиона четыреста тысяч долларов. Контракт был заключен на год, и в него была включена статья, предусматривающая ежегодное возобновление.

В течение двух лет, с 1923 по 1925 год, наш общий товарооборот составил двенадцать с половиной миллионов долларов. Импорт в основном состоял из оборудования, автомашин, тракторов и других средств производства. Вывозили мы самые разнообразные товары, но главным образом пушнину. Для этого по всей Сибири и на Урале были организованы скупочные пункты, как когда-то на американском Западе. Поздней осенью охотники приходили за авансом — продуктами питания, одеждой, ружьями и снаряжением. Весной они возвращались со шкурками норки, соболя и бобра, которые в конце концов оказывались на плечах элегантных дам Парижа, Лондона и Нью-Йорка.

Однако в 1925 году положение изменилось. Перед окончанием второго года действия нашего экспортно-импортного торгового соглашения я снова пошел на прием к Леониду Красину.

Вежливо, но достаточно твердо он объяснил мне, что теперь торговля за границей ведется через советские организации, такие, как ’’Аркос” и вновь организованный ’’Амторг”. Однако он добавил, что советская власть ценит огромную помощь, оказанную нами в трудный организационный период для налаживания русско-амери-канской торговли, и выразил надежду, что нам удастся найти в Советском Союзе другие, не менее прибыльные области деятельности.

Я рассказал ему о предложении английской судостроительной корпорации продавать через нас Советскому Союзу суда.

Мгновение подумав, Красин нахмурился. ’’Нет, — сказал он, — мы надеемся наладить собственное судостроение. Сейчас, доктор Хаммер, нашей стране необходимо развивать промышленность. Почему бы вам не заняться этим? Нам приходится ввозить из-за границы многие товары, которые следовало бы производить на месте”. Я обещал подумать и как можно быстрее дать ему ответ.

Серьезно обдумывая предложение Красина, я никак не мог принять окончательного решения. Вопрос решился случайно. Я зашел в магазин канцтоваров купить химический карандаш. Продавец показал мне обыкновенный графитный карандаш, который в Америке стоил бы два-три цента. К моему величайшему удивлению, цена за него была пятьдесят копеек, то есть двадцать шесть центов.

’’Простите, но мне нужен химический карандаш!” — сказал я.

Продавец сначала отрицательно покачал головой, но затем смягчился.

’’Раз вы иностранец, я продам вам один, но их у нас так мало, что, как правило, мы продаем их только постоянным покупателям, которые берут также бумагу и тетради”. Он пошел на склад и вернулся с самым обыкновенным химическим карандашом. Стоил карандаш рубль, то есть пятьдесят два цента.

Я навел справки и выяснил, что карандаши в Советском Союзе — страшный дефицит, поскольку их приходится ввозить из Германии, До войны в Москве работала небольшая карандашная фабрика, принадлежавшая каким-то немцам, но она давно закрылась. Ее собирались переоборудовать и расширить, превратив в государственную карандашную фабрику, однако к лету 1925 года дело не пошло дальше проектов.

Я решил попытать счастья, занявшись производством карандашей. Мы договорились, что если Концессионный комитет примет наши условия, мы дадим ему залог — пятьдесят тысяч долларов наличными в качестве гарантии, что начнем производство карандашей в течение двенадцати месяцев после подписания контракта, и в первый же год работы выпустим их на миллион долларов.

Концессионное соглашение было разработано в рекордно-короткий для Советского Союза срок — три с половиной месяца (на подготовку концессии на приленские золотые прииски ушло около двух лет, и почти столько же времени потребовалось на заключение японцами концессии на рыболовство в советских дальневосточных водах). Эта сделка была заключена, несмотря на серьезную оппозицию государственной организации, ответственной за производство карандашей, которая отвечала за пуск завода, принадлежавшего раньше немцам. Она организовала в печати кампанию против ’’иностранных капиталистов, старающихся прикарманить русское добро”. Я не обращал на это внимания, однако напомнил Концессионному комитету о нашей выданной наличными гарантии и обещал приступить к массовому производству карандашей быстрей этой государственной организации, хотя она начала налаживать производство карандашей гораздо раньше нас.

В октябре 1925 года соглашение было подписано от имени Наркомата иностранных дел Литвиновым и от имени Концессионного комитета Пятаковым, который позже стал председателем Госбанка. Наша гарантия в пятьдесят тысяч долларов наличными была включена в соглашение в качестве отдельной статьи, и деньги были внесены в Госбанк. Вскоре после этого в начале ноября 1925 года я поехал из Москвы в Германию.

Мне удалось заключить важное и, как показали последующие события, весьма прибыльное концессионное соглашение, но я не имел ни малейшего представления о производстве карандашей и поэтому отправился в сердце немецкой карандашной промышленности, Нюрнберг, для приобретения необходимых знаний.

Нюрнберг, ’’родина игрушек”, был похож на картинку из старинной книги: средневековый город с остороконечными крышами и узкими извилистыми улицами. На старомодных гостиницах висели красочные вывески времен открытия Америки. Окруженный древними зубчатыми стенами центр города был погружен в атмосферу умиротворенного покоя и окутан тишиной глубокой старости. Но одновременно Нюрнберг был центром современной карандашной промышленности, созданной семейством Фаберов, некогда положившим ей скромное начало и до сих пор удерживавшим ее в своих руках.

Более двухсот лет тому назад Иоганн Фабер Первый сделал в Нюрнберге первый графитный карандаш. К 1925 году этот старинный городок был окружен современными карандашными фабриками, принадлежавшими семье Фаберов или ее отпрыскам и родственникам. Самая крупная фабрика принадлежала А.В. Фаберу. Она была расположена в небольшом городке Фюрт, в нескольких километрах от Нюрнберга.

Ни один князь или феодальный барон никогда не правил своими владениями так неограниченно, как фирма А.В. Фабер правила Фюр-том. Ее слово было законом, и все в городе находилось под ее контролем: муниципалитет, полиция, общественные учреждения.