Арманд Хаммер - Мой век - двадцатый

Что касается оборудования для фабрики, то здесь я проявил осторожность и настоял на том, чтобы для его установки каждая фирма командировала своих собственных специалистов. Каждый узел оборудования был пронумерован, а общий план установки был разработан заранее до мельчайших подробностей. В Советском Союзе, где новейшее импортное оборудование для русских техников обычно является закрытой книгой, такая предварительная подготовка играет важную роль. Раньше советское правительство терпело убытки в сотни тысяч и даже миллионы долларов, пытаясь монтировать импортное оборудование без необходимой технической помощи и надеясь собственными силами добиться стопроцентной производительности.

К Первому мая, почти точно через шесть месяцев после подписания контракта, карандашная фабрика вступила в строй, и в честь этого большого советского праздника были выпущены первые карандаши.

По условиям контракта мы должны были начать производство в течение двенадцати месяцев и гарантировали выполнение этого обязательства залогом в пятьдесят тысяч долларов. К удивлению Концессионного комитета, а также советской организации, которая выступала против предоставления нам концессии на том основании, что она скоро и сама начнет производство карандашей без иностранной помощи, мы проделали всю работу за шесть месяцев. Прошло немало времени, прежде чем наши конкуренты смогли подтвердить' свои хвастливые обещания делом. А между тем залог был возвращен нам с благодарностью и поздравлениями, и мы смогли обеспечить себе господствующее положение на советском рынке.

Большинство немецких специалистов абсолютно ничего не знали о Советской России, а многие никогда не пересекали даже границ своей родной Баварии. Поэтому вы можете себе представить, как я был встревожен, когда однажды вечером мне сообщили с фабрики, что один из вновь прибывших рабочих вышел пройтись перед ужином и не вернулся.

Было около десяти часов вечера, и я немедленно позвонил в Главное управление милиции и попросил объявить по всем отделениям розыск мужчины средних лет, не говорящего по-русски, который, по всей вероятности, заблудился.

К полуночи пропавшего так и не нашли. К этому времени его жена была в таком состоянии, что мне пришлось самому отправиться на фабрику. Оказалось, все немцы в панике—всего несколько дней в Москве, и вот один уже таинственно исчез! Наверняка его расстреляли. Или, может быть, в этой ужасной стране он стал жертвой разбойников. Некоторые заговорили о возвращении домой.

Я как мог успокаивал рыдающую женщину, но и сам начал по-нас-тоящему волноваться. Ночью я еще два-три раза звонил в милицию, но так и не узнал ничего нового.

Когда утром я пришел на фабрику, встревоженные немцы представляли собой печальное зрелище, Я довольно безуспешно старался убедить их не падать духом, когда к фабрике неожиданно подкатил большой лимузин, и из него, счастливо улыбаясь, выпрыгнул пропавший специалист, а вслед за ним — командир Красной Армии. Пропавший рассказал удивительную историю.

В сумерках он вышел погулять и оказался у огромного великолепного здания, окруженного зубчатой стеной с высокими башнями — у Кремля. Увидев людей, проходивших в одни из ворот, он пошел вслед за ними. Его никто не остановил, и он с удовольствием совершил прогулку по улицам и площадям крепости, осматривая красивые старинные здания, трофейную наполеоновскую пушку и прочие интересные вещи.

Дальше рассказывал уже командир кремлевской охраны. ’’Вчера около девяти вечера мы заметили человека, необычно и подозрительно бродившего по Кремлю. Мы последовали за ним на почтительном расстоянии. В конце концов он направился к одним из ворот. Здесь его остановил караул и потребовал пропуск на вход в Кремль. Не предъявив пропуска, он ответил что-то непонятное, поэтому его арестовали и на ночь решили посадить в караульное помещение. Когда за ним заперли дверь, человек этот поднял страшный шум, кричал что-то на непонятном языке и колотил в дверь ногами. В конце концов пришлось вызвать коменданта, который нашел переводчика и установил, что задержанный—работающий у нас немецкий механик.

Немец продолжал громко кричать, протестуя против заключения в тюрьму и утверждая, что он — мирный немецкий рабочий, не причинивший никому вреда. Имевшиеся у него документы подтверждали его слова. Тогда мы спросили, как ему удалось пройти в Кремль, минуя охрану”. ”Я просто прошел в ворота вслед за другими, — ответил он. — Никто не пытался меня остановить”.

’’Оказалось, это тоже правда, — закончил свой рассказ командир. -По-видимому, охрана приняла его за делегата проходящей сейчас в Кремле сессии ВЦИКа, и когда он смело прошел в ворота, даже не подумала его остановить. К тому времени, когда все это выяснилось, было слишком поздно отсылать его домой, и мы продержали его до утра в караулке. Надеюсь, это приключение не причинило ему вреда”.

Наоборот, добрый малый чувствовал себя просто героем. После того как недоразумение выяснилось, рассказал он нам, комендант обращался с ним прекрасно. Его хорошо накормили и пообещали, что если ему когда-нибудь захочется посетить Кремль более обычным образом, ему стоит только попросить коменданта, и он получит пропуск и гида. Это был счастливый конец истории, которая могла окончиться гораздо хуже.

Мне очень скоро стало ясно, что основной проблемой для изготовителя промышленной продукции в Советской России является не сбыт, как в Америке, а почти исключительно производство. Со времени революции недостаток промышленных товаров был настолько велик по сравнению с постоянно растущими потребностями, что любой предмет ширпотреба, производившийся в стране по приемлемой цене, как правило, продавался, так сказать, на корню. Не будет преувеличением сказать, что в Советском Союзе в двадцатые годы вообще не существовало проблемы сбыта.

С другой стороны, организация производства была связана с большими трудностями. Всегда было трудно получить сырье, особенно, когда большую его часть приходилось привозить из-за границы, как это делали мы в начале нашей работы. Трудно было найти квалифицированных рабочих, часто хромала дисциплина. С самого начала передо мной стояла задача постоянно увеличивать производство для удовлетворения спроса. Начав с работы в одну смену, я вскоре был вынужден перейти на двухсменную, а на некоторых участках и трехсменную работу.

Нередко немецкие мастера жаловались на медлительность и низкую производительность рабочих. И тогда меня осенила счастливая мысль ввести сдельную оплату труда. Положение с производительностью изменилось, как по мановению волшебной палочки. Рабочие стали нередко приходить утром в цех за полчаса до начала, чтобы отрегулировать станки и начать работать на полную мощность ”с первым свистком”.