Мария Рива - Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Прежде всего, съемки фильма, на который у меня контракт с «Парамаунтом», раньше февраля не начнутся, а, может быть, и вообще не состоятся: ведь если они будут платить всем жалованье во время простоя, это дорого обойдется студии. Не исключено, что я найду другую работу, а в «Парамаунте» начну сниматься с Нового года.

Поездка была скверной. В поезде Таубер вдруг встал против моей двери и запел проникновенно. Потом, день за днем, он изливал мне душу. Он очень несчастен. Вчера он пел здесь, прекрасно. Мы все плакали, когда он исполнял «Гренадеров» Шумана. У Рейнхарда слезы катились по щекам, и мне было не стыдно, что я плачу. Таубер имел грандиозный успех и был счастлив несколько часов. В поезде мел пели все вместе старт песни, и вдруг прониклись чувством, что Берлин в душе у каждого, и ощущение его близости било таким сильным, что потом, приехав в Пасадену, мы особенно остро ощутили одиночество. Ланг разыскивает меня. А я еще не видела. Он прислал мне письмо сегодня утром, пишет, что нашел себя, и его жизнь «спокойна» и целенаправленна. Я рада, что все разрешилось так мирно. Написала Бет прощальное письмо; в Нью-Йорке у меня не хватило храбрости сказать ей, что между нами все кончено. Эдингтон добрый и лояльный, надеюсь с помощью его и Ланга пережить тяжелое время. Без ребенка ощущаю внутри пустоту. Я всегда чувствовала и чувствую себя чужой в этой стране, только радость дочери как-то примиряла меня с Америкой, только из-за ни Америка стала моим домом, и потому я скучаю по Котику еще больше.

Adieu, сердце мое. Я лежу в постели, и никто не отворит дверь, вот что ужасно.

Всегда твоя, Мутти

На Рождество Тами услали в санаторий в горах — «привести себя в норму». Отец явно скрытничал, затуманивал свои планы, и меня отправили в английское поместье, помпезное, чопорное, с замками и сторожевыми башнями, прямо со страниц романов Вальтера Скотта. В моей комнате привлекали к себе внимание кровать под балдахином, вся в белых оборках и елизаветинской драпировке, диванчик с изогнутой спинкой под окном в стиле Тюдор и камин в стиле Адама. Каждое утро, белое от снега, горничная поджигала заранее приготовленные дрова и будила меня.

— Мисс, мисс, камин горит, ванна готова. Торопитесь, скоро подадут завтрак.

Моя хозяйка была настоящая английская леди — утонченная, любезная, рожденная, чтобы жить в поместье. Ее муж, похожий на молодого Обри Смита, со значительной примесью характерных черт Майкла Редгрейва, восседая на массивном стуле с высокой спинкой, с удивительной сноровкой вязал носки на пяти спицах. Он в совершенстве овладел этим почтенным искусством, развивая подвижность пальцев после ранения в руку на войне. Я очень дорожу памятью о нем. Вот он сидит на типично английском стуле с типично английской элегантной небрежностью и постукивает спицами, почти не глядя на носок, который вяжет. Дочь хозяев тоже была очень мила ко мне. Не ее вина, что я чувствовала себя чужой в мире, к которому хотела бы принадлежать.

Мы ездили на санях, запряженных лошадьми, в соседние поместья на Рождественские балы, и нам давали настоящие бальные карточки, в которые сэры, лорды и виконты, воспитанники колледжей Итона и Харроу, любезно вписывали свои громкие имена. Проснувшись Рождественским утром, я обнаружила в ногах своей красивой кровати наволочку, набитую подарками в ярких обертках, а впереди меня ждал невообразимый Рождественский вечер. Все гости были в национальных шотландских костюмах: черный бархат, яркие клетчатые юбки — красные, зеленые, синие, туфли с серебряными пряжками; сидели за банкетным столом в бальной зале нашего дома, а волынщики в полной парадной форме маршировали вокруг уставленного яствами стола, наигрывая щемящие душу мелодии, приветствуя наступление Нового года! С того дня я поняла, каким может и должен быть этот праздник. Стоит мне услышать волынку, и я вспоминаю чудесный дом, ощущаю теплоту, надежную защиту от невзгод и мысленно благодарю добрых чужих людей, впервые прививших чужому ребенку вкус к традиции.

Я вернулась в школу, но мать вскоре снова оторвала меня от учебы. Ей пришлось принять участие в большом гала-концерте и хотелось рассказать мне о нем! Она даже не дала мне возможности поблагодарить ее за каникулы в Англии.

— Моя дорогая, слушай, слушай! Я должна была пойти на открытие. «Солнечные» прожектора, огромный красный ковер, поклонники, все разодетые в пух и прах с подлинным шиком, радиоинтервью — словом, нечто невообразимое. Настоящая блистательная кинопремьера. Я должна была выглядеть, как полагается кинозвезде — прическа, меха, даже изумруды! От прелестного белого шифона пришлось отказаться: без твоей помощи не могла приподнять скотчем грудь. Как бы то ни было, вся эта блестящая шумиха устраивалась знаешь ради чего? Да ради «скачущих кроликов»! Даже ты слишком взрослая для такого зрелища! И все же жаль, что тебя там не было: ты бы слышала рев толпы, когда мы вышли из машины! Губительница я кассовых сборов или нет, но люди словно с ума посходили — они наваливались на ограждения с такой силой, что некоторые падали в обморок, и толпа их давила!

Уже потом, в машине, я спросила: «А теперь объясните мне простую вещь: кто пойдет это смотреть?» Полнометражный фильм, и — сплошное сюсюканье. Если бы не замечательная мачеха, это же фильм для двухлеток! А уродливые человечки-карлики? Да и принц, похоже, «голубой». Нет, уж если ты рисуешь Микки Мауса, не лезь в продюсеры полнометражного фильма! Радость моя, ты должна увидеть это своими глазами (Мне уже нетерпелось!). Там есть «сцена уборки» — я чуть в трусики не написала! Маленькие птички и пушистые белочки — все они помогают деревенской идиотке! И музыка ужасная. Слащавые песенки. Что за вздор снимать такие фильмы, да еще устраивать для них премьеры! И для этой жертвы аборта я вырядилась? Радость моя, поверь, этот фильм никогда не принесет денег!

Когда я наконец увидела «Белоснежку и семь гномов», первую полнометражную мультипликацию Диснея, она произвела на меня такое впечатление, что даже отрицательный отзыв матери не смог его поколебать. Я полюбила и «птичек», и «голубого» принца — всех!

Старый контракт Дитрих истекал в конце февраля. Студия «Парамаунт», которая раньше собиралась снимать Дитрих в новом фильме, теперь хотела от нее откупиться. Вот что она написала моему отцу:

Я уже потратила уйму времени и денег в надежде на то, что студия предложит мне что-нибудь, способное убрать ярлык «губительницы кассовых сборов», но им нечего мне предложить. Мне сообщили по секрету, что они хотят расплатиться со мной и позабыть про свои обещания, но для проформы мой адвокат должен обратиться к ним с письменным заявлением и так далее.