Мария Рива - Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Я все еще была в Нью-Йорке рядом с ней, и тут вдруг ей захотелось выписать из Лос-Анджелеса моего отца, сильно ослабевшего после длительного сердечного приступа, чтобы он прилетел и тоже стал свидетелем ее бродвейского торжества. Манжеты на рукавах его плотных шелковых рубашек пообтрепались, костюмы от Кнайзе висели, точно на вешалке, на его худом и костлявом стариковском теле, пальто из шерсти ламы потерлось. Распухшие ноги двигались с большим трудом; он ходил, опираясь на трость. Красивую эту вещицу купила когда-то моя мать, купила для себя: в ту пору она сломала лодыжку и долго не могла обходиться без палки. Не то, чтобы мой отец целиком и полностью утратил свой прежний элегантный вид, — элегантность сохранилась, но исчез внешний блеск, и она стала какой-то неубедительной. Он был горделивый человек без гордости.

Странным казалось видеть их вместе. Я хотела, я очень старалась, чтобы они подольше были в хорошей форме, были бодры и продолжали выглядеть счастливой, благополучной парой, какой их всегда воспринимали незнакомые люди. Когда концерты закончились, отец улетел обратно, к своим лохматым псам и недоеденным цыплятам. Я отправилась в Лондон к своим домашним. Дитрих взяла курс на Сан-Франциско, где собиралась выступать и продолжать жизнь вечно молодой и вечно живой легенды.

В апреле был убит Мартин Лютер Кинг-младший. В Европе его гибель вызвала едва слышный отзвук; то была американская трагедия, домашняя, «местная». Прошло всего два месяца… «Нет, нет, больше не надо!» — рыдали наши сердца, когда, истекая кровью, бледный, с закрытыми глазами лежал Бобби, и жизнь уходила из него с неумолимой быстротой. Эта резкость мысли, этот бесшабашно-смелый дух, этот мощный, целенаправленный интеллект, это удивительное разнообразие познаний — их больше не было.

Моя мать снова уехала в Австралию и как раз давала концерт в каком-то тамошнем городе, когда на улице соседнего, в результате необъяснимо-загадочного несчастного случая, лишился жизни ее возлюбленный-репортер. Она позвонила мне в кромешном отчаянии. У австралийца имелась законная вдова, следовательно, Дитрих была лишена права и публично выражать свое горе, и проявлять личный интерес к обстоятельствам этой смерти. Она дала мне целый список телефонных номеров, по которым надо было срочно позвонить в Австралию, чтобы вместо нее выяснить детали ужасной катастрофы, а затем послать на похороны подходящие к случаю цветы. Сама она удалилась к себе в спальню и принялась скорбеть.

Покончив с австралийскими гастролями, Дитрих возвратилась во Францию, чтобы быть рядом со своим обожаемым Майклом. Дело в том, что наш старший сын поступил в Париже в американский колледж. Моя мать незамедлительно сбросила черные вдовьи одежды, ожила и расцвела. Первым делом она нашла и обставила весьма дорогое и очень удобное холостяцкое логово, где и поселила Майкла. Зато потом она уже не оставляла его в покое, и он практически не получал никакой радости от своего уединения. У нее был собственный ключ, и она являлась, когда вздумается; приходила убрать жилье, забить продуктами холодильник и обследовать постель моего сына. Он был красивый, высокий, хорошо сложенный мальчик. По субботам и воскресеньям она водила его в шикарные рестораны, начала пробовать на нем свои штучки с «прижиманием», за столом сажала его рядом со своими самыми деятельными, в определенном смысле слова, друзьями-гомосексуалистами. И… ждала. На Рождественские каникулы он приехал домой, в Лондон, и стал просить у меня совета, как ее приструнить, как заставить угомониться.

Значит, она пыталась добиться от внука того же самого, чего не удалось получить от дочери? Я подумала: она все равно от своего ни за что не откажется. Я ведь давным-давно подозревала, что некогда моя мать подсознательно стремилась приобщить меня к лесбиянству, к образу жизни, который ведут жрицы лесбийской любви. Она даже прибегала к разным ухищрениям, чтобы заранее внушить мне аномальный сексуальный интерес; прибегала в надежде на то, что, достигнув полного развития, я захочу пойти именно по этой дороге. Ни один мужчина не сумел бы тогда отнять меня у нее. А это в более поздние годы могло сослужить ей отличную службу и принести многие выгоды. Необремененная мужем и детьми дочь стала бы ей очень полезна: всегда под боком, всегда довольный жизнью, на все готовый товарищ, к тому же, любовница и дополнительная служанка на побегушках. Чем плохо? «Menage a trois» [36] «Жизнь втроем» ( фр .). в полном смысле слова. Дитрих любила доводить до общего сведения посещавшие ее идеи. «Все гомосексуалисты, — утверждала она, в частности, — боготворят своих матерей». Важное в данном случае соображение. Я вычислила: она считает Майкла сыном, стало быть, теперь она снова пытается купить себе будущие удобства и заботу. В качестве дополнительного подарка — маленького, но прелестного — она презентовала моему сыну «совсем немножко», а точнее, сотню таблеток амфетамина, — только ради того, чтоб облегчить ему «такие трудные» занятия в колледже. Это был редчайший случай в нашей жизни, но я нашла в себе силы и отчитала ее самым беспощадным образом. Потрясение, ярость, обида, ошеломленное молчание обрушились на мою голову. Рождественские праздники на сей раз прошли без «живой легенды». Какое блаженство!

Джуди лежала на полу в ванной комнате; умершая давным-давно, она наконец и формально стала покойницей. Я горевала о своем друге, как горюют о ребенке, которому была дана жизнь, чтобы жить, и который не смог воспользоваться полученным даром.

В то лето человек высадился на Луне.

Позвонила моя мать:

— Дорогая, умер Папа Джо.

— Я знаю.

— Помнишь Антиб? Когда он был послом? Ты часто плавала с его ребятишками. Он уже и тогда был стар, но очень мил. Буквально не давал мне проходу. Просто преследовал. Бони страшно ревновал; Джо тоже. О ней , кстати, я с тех пор ничего не слышала. Странно. Может, она все еще живет на том своем острове со своей черной родней?

В декабре в Голливуде умер фон Штернберг. Ради этого человека, обеспечившего ей актерское бессмертие и так сильно ее любившего, Дитрих не стала изображать безутешную вдову; она даже не поехала на его похороны. История, которую по сему поводу с почтительным восхищением рассказывали особенно часто, гласит, будто Марлен Дитрих сознательно лишила себя горькой сладости прощания перед вечной разлукой, чтобы не затмить своего Свенгали [37] Здесь: сильный человек, подчинивший своей воле другого и открывший в нем скрытые таланты. Назван по имени героя романа Джорджа дю Морье «Трильби». в его последний час, исполненный высшего смысла. Что после церемонии она появилась у него дома, закутанная в шиншилловую пелерину и плачущая, пришла хоть немного поддержать скорбевшую вдову и постараться ее утешить.