Николай Ефимович - Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины

– А вообще какую кухню предпочитаете?

– Японскую, причем в Японии. Японская кухня в Мюнхене – невкусная. И здесь, в Москве.

– Рассказывают, что из-за вас Карден менял своих поваров.

– (Заразительно смеется.) Действительно, один раз, обедая у Кардена, я сказала: «Невкусно». Видимо, повар был виноват. А кто это ему скажет, что у него невкусно?! Пьер был потрясен, но ничего не ответил. Когда я там была в следующий раз, мне понравилось, о чем я и сказала. Тогда он произнес: «Я поменял повара». Так что все равно, какой ресторан, – важен повар.

– А вы всегда говорите все, что думаете?

– Всегда. Сколько раз случались неприятности, и какие! Ну ляпну – иногда нарочно, иногда нечаянно, а потом уже поздно.

– А муж как к этому относится?

– А он что может сделать?! (Смеется.) Вы знаете, иногда я бываю резкой, но потом всегда раскаиваюсь, мучаюсь, понимаю, что так нельзя.

– Вам сны снятся?

– Иногда, хотя чаще – нет. Может быть, потому, что я пью снотворное. Всю жизнь пью снотворное. Из-за этого память теряю.

– Майя Михайловна, а в приметы верите?

– Я – нет, а Родион Константинович верит, страшное дело. Даже если чайник носиком на тебя смотрит, то он поворачивает чайник.

– Вы носите что-нибудь в качестве талисмана?

– Никогда. И вообще я побрякушки не люблю.

– А говорят, у вас бриллиантов много.

– Нет у меня бриллиантов. Было две пары серег, которые я потеряла, да еще три пары подарила. А теперь ничего нет, и я очень рада – никаких забот. И вообще все украшения так мешают танцевать, что я уже привыкла ничего не иметь. Вот певицы могут себе это позволить.

– А машину водить умеете?

– Пользуюсь такси или меня возит Щедрин.

– Домашние животные у вас есть?

– Две большие собаки. Они живут в Литве. Волкодав Шамиль – у него совершенно пасть волчья, и ротвейлер Аста. Все теряют сознание, когда ее видят, а она добрая.

(Вдруг, заметив футбол по включенному без звука телевизору, Майя Михайловна вся припадает к экрану: «Гол!»)

– А вы что, футбол любите?

– Обожаю.

Майя Михайловна всегда говорила все, что думала.

– За кого болеете?

– За тех, кто лучше. Знаете, я очень не люблю судей. Просто не уважаю, потому что они себя безобразно ведут. Ни за что вдруг дают пенальти – и все, проиграли. От них зависит судьба. С самого начала я любила Понедельника. А вообще начала любить футбол еще с Григория Федотова, когда мы первый раз, в третьем или в четвертом классе, пошли на стадион. И с тех пор болею за ЦСКА. Но моя трагедия была в том, что, когда против ЦСКА играл Понедельник, я разрывалась на части. В общем, я должна сказать, что футболисты – это современные гладиаторы, я их люблю и уважаю. Они работают на износ.

Майя Михайловна во время «Прямой линии» «КП»: «А это все мои поклонники, как они проникли в редакцию?!»

Когда Марадону все стали ругать, я в одной из газет, наоборот, сказала о нем добрые слова. Он узнал об этом и прислал в подарок мои любимые духи «Бандит».

– Во время взрыва в переходе на Пушкинской площади погиб близкий вам человек, ваша помощница?

– Да, ее звали Шура. Она с нашей родственницей шла от Центрального телеграфа к нам домой, несла какие-то партитуры. И на Пушкинской площади Шура говорит: «Я пойду по переходу, там спокойнее, нет машин». Они договорились встретиться на углу. И ровно через минуту прогремел взрыв. Это была ее судьба. Какая-то мистика.

– Она у вас долго работала?

– Шура была моей поклонницей. Обычно они стоят около театра, и их называют «сырами». Причем они все менялись, но Шура была неизменно и всегда. Она посвятила мне жизнь, отказавшись от всего личного. Когда умерла Катя, проработавшая у нас 37 лет, Шура заменила ее. Она скрывала от своих родственников, что она со мной. И в моей книге попросила не называть ее фамилии. Она была абсолютно предана нам. Родион Константинович очень тяжело переживает ее гибель и до сих пор в состоянии стресса.

– А это ведь целое явление – люди, которые посвящают всю свою жизнь вам, великим. Вишневская в книге пишет про свою знаменитую Римму, у Улановой была Татьяна, у вас – Шура и Катя.

– Ой, какая она была изумительная, эта Катя. Она знала Щедрина еще мальчиком.

– А Катя понимала балет?

– По-моему, да. Она всегда смотрела в корень, «смотри в хребтуг» – говорила. Из моих спектаклей она абсолютно принимала Лебедя и Кармен.

Она отпускала неожиданные реплики, когда, например, смотрела телевизор, и никогда я не угадывала, как она прореагирует. И вообще ее философия была: нельзя никого убивать. Как у Толстого. Хотя, кто такой Толстой, она не знала.

Или вот показывают передачу «В мире животных». Крокодил огромный лежит. Кто бы ни пробежал – хлоп, и нету. А потом наоборот – показывают охоту на крокодила. Накинули на него удавку… И тут Катя тихо изрекает: «От человека никто не уйдет!»

Или показывают праздничный «Огонек»: одну известную балерину партнер поднимает так, что пачка у нее кверху задралась. «Вот, всех проздравила!» – раздается тут же голос Кати.

Ей очень нравился Сережа Радченко, мой «тореадор». Он для нее был лучше всех. Однажды я приехала из Аргентины. Она сидит на полу и тупым ножом чистит рыбу. По старинке. Я рассказываю, что Сережку обманули свои же, он выдавал деньги, так как был парторгом. Катя спрашивает: а он партийный? Ну, значит, хоронить с музыкой будут… И так неожиданно было всю жизнь про все.

Есть совсем чудная история. Мы смотрели по видео американский балет, который был невероятно здорово смонтирован. И мы все время восторгались: какой монтаж! А там танцевал негр в обтягивающем трико. Понимаете, как он выглядел. И тут проезжает по нему крупно камера. Совсем крупно. «Ех, вот это монтаж!» – не удержалась Катя.

– Мужчина был у нее?

– Нет, она девицей так и осталась. Говорила – все пьяницы и потому не пошла замуж.

А под конец встречи опять телевизор вмешался. Когда в кадре появился муж, Майя Михайловна не удержалась:

– Ой, Щедрин! А погромче можно…

Родион Щедрин как раз говорил о своем неприятии «старого нового» гимна. И тут же этот гимн прозвучал, но на стихи Войновича.