Юрий Жуков - Летописцы Победы

Нам показали избу, где помещалось редакционное начальство. У порога тщательно очищаем от грязи сапоги, расправляем шинели. Надо представиться по всей воинской форме. В горнице за столом сидел майор, склонившись над рукописью. Мы, как водится: «Разрешите обратиться». Посмотрел на нас довольный: дескать, добро пожаловать, ждем вас. Да это же Мануил Семенов!

— Ты знал о нашем назначении?

— Конечно. Сообщили из Москвы.

До войны он был собственным корреспондентом «Комсомолки» в Узбекистане, потом командовал ее секретариатом. И друг мой давний, с юных лет. Вместе начинали в сталинградском «Молодом ленинце», когда строился Тракторный. Почти в одно время перешли на работу в «Комсомольскую правду». Во фронтовой, оказалось, заместитель главного.

Понятное дело, крепкие объятия, громкие возгласы, оживленный разговор накоротке, где и как провели годы войны.

На фронте он с августа сорок первого года. Ответственный редактор редакции газеты 20-й армии. Тяжелые бои в районе Вязьмы, на ближних подступах к Москве, потом под Ржевом. Летом сорок третьего года гнали врага от Ладоги, с волховских высот. Теперь вот 3-й Прибалтийский фронт. Сгодилась школа «Комсомолки».

Немного позже ее землячество в нашей фронтовой пополнил Федор Барсуков, возглавлявший в «Комсомолке» отдел прессы и фельетонов. На войну тоже ушел в сорок первом. Ополченцем. Стал политруком стрелковой роты. Не раз ходил с ней в атаку под Серпуховом. Тяжелое ранение. После госпиталя — Волховский фронт. Агитатор полка. Участвовал в прорыве ленинградской блокады. В политотделе проведали: журналист, да еще из «Комсомолки». И вот приказ: служить в армейской газете. Потом фронтовая заполучила его к себе.

Уж коли речь зашла о землячестве «Комсомолки» во фронтовой газете, скажу, забегая вперед, что тут не произошло никакой нашей обособленности, хоть в начальниках и был «свой брат». Наоборот, знакомый и дорогой нам дух истинного товарищества сплачивал воедино весь редакционный коллектив. А «свой брат» был одинаково ко всем доброжелательным, требовательным, а когда надо, и строгим, исходя из общего горячего стремления сделать каждый номер газеты, каждую в ней строку без промаха бьющими в цель.

И не было тут никакого отчуждающего деления на маститых и не маститых, кадровых военных журналистов и штатских до войны, младших и старших по должности и званию. Но и панибратства — тоже. И скидок никому никаких. А маститыми фронтовая редакция оказалась богатой, что очень помогало газете. Меня и Тертычного даже некоторая робость взяла, когда мы узнали, что в ее штате Семен Кирсанов, Александр Чаковскнй, Александр Гитович, Юрий Севрук, Марк Лисянский, чья песня «Моя Москва» тогда уже стала одной из любимых в стране. И должность у каждого писательская.

Нет, не то, что у них — очерки, рассказы, стихи, а у остальных каждодневная корреспондентская «проза», добываемая на переднем крае. В гуще фронтовых будней черпалось все, что появлялось в газете. Впечатления, рождающие стихи, — тоже. Но ведущие литераторы передавали для газеты с мест боевых событий репортажи, короткие заметки, а затем возвращались на несколько дней, чтобы отписаться уже основательней. И со всей полной мерой вкладывали свое мастерство, теперь уже немалый опыт работы в армейской печати. Не отстать бы нам от маститых!

Не отставать они нам постоянно помогали. Добрым советом, собственным примером взыскательной работы над словом, обращенным к воинам.

Был еще в редакции член Союза писателей — Борис Песков из Воронежа. Соответствующий должности ему не хватило. Он был литсотрудник — и этим гордился. Выступал в газете и как прозаик.

Главным редактором газеты был полковник Дмитрий Александрович Чекулаев, кадровый политработник. При нашем знакомстве он рассказал о боевой обстановке. Войска 3-го Прибалтийского фронта, сосредоточившись на ближних подступах к Острову, Пскову, усиленно готовились к их освобождению. Начало — прорыв мощной, глубокоэшелонированной линии вражеской обороны, основу которой составляли железобетонные укрепления. Гитлеровцы устрашающе назвали ее «Пантерой» — запоздалая дань спесивой уверенности в своей непобедимости.

— Орешек, конечно, крепкий, — заметил серьезным тоном полковник, — только одна «Пантера» — на Курской дуге — уже не помогла захватчикам. Не поможет и тут. Но для этого надо хорошенько потрудиться. Нам в том числе. Ну а воинам — не привыкать.

В составе 3-го Прибалтийского в большинстве своем находились части и соединения, сражавшиеся с первых дней войны, прошедшие огромную закалку оборонительных и наступательных боев, громившие врага на полях Подмосковья, у стен Сталинграда, на Курской дуге, под Ленинградом, где никакие укрепления не стали для них непреодолимой преградой.

Главный редактор подчеркнул:

— Обратить всю силу наступательного порыва, весь боевой опыт на выполнение предстоящей операции готовятся войска фронта, значит, и его печать. А тон дивизионным и армейским газетам задавать нам. Из этого исходите. Что потребуется от обоих — еще поговорим.

И добавил:

— Пару дней передохните с дороги. Познакомьтесь с товарищами. Посмотрите подшивку. И — за дело.

Подшивку газеты посмотрели в избе, где помещался ответственный секретарь редакции Марк Постоловский, тоже из штатских. До войны работал в столичной печати. Худой, долговязый, очень интеллигентного вида. Усадил нас за маленький столик в углу. Знакомился, не отрываясь от гранок, макета:

— Собкорами были в «Комсомолке»? Значит, тоже москвичи. У нас многие из столицы. И газетчики, и полиграфисты.

Видно, душе теплее, когда земляки рядом. Своим занятием напомнил: рабочая пора в разгаре.

Едва мы углубились в подшивку, порог избы переступила пигалица в солдатской шинели. Очень бледное, усталое лицо. Пилотка зыбко держалась на волнистых прядях черных волос. Осторожно ступая, чтобы меньше наследить яловыми сапогами, подала Постоловскому стопку исписанных листов.

То была Тоня Лисянская, жена поэта, радистка, почти не ведавшая передышки для того, чтобы воинам пораньше прочесть сводки Совинформбюро, узнать, что происходит в родной стране, за рубежом. Принимались вести из Москвы на слух сквозь атмосферные помехи, с предельным вниманием. Малейшая неточность, пропуск единого слова недопустимы.

Ответственный секретарь с благодарностью посмотрел на Лисянскую, просяще произнес:

— Продержитесь, Тоня, еще чуть-чуть. Вчера снова запросили подмогу.

В ответ короткое тоненьким голосом:

— Конечно же.

Когда ушла, Постоловский рассказал: в сорок первом Лисянская добровольцем ушла на фроит, служила с мужем в дивизионке, в армейской газете. Вместе оказались во фронтовой. Последнее время пришлось рацию обслуживать одной, без сменщицы, по многу часов не отходить от аппарата. У нее крайняя степень нервного истощения.