Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

Объективно техническая и организационная политика Туполева была если и не вредительской, то – на грани этого. Он ведь был главной идеологической фигурой в советском самолетостроении с 1930 года!

Главный конструктор Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), начальник Отдела авиации, гидроавиации, опытного строительства (АГОС) ЦАГИ…

Заместитель начальника Центрального конструкторского бюро (ЦКБ) ЦАГИ…

Заместитель начальника ЦАГИ, начальник Конструкторского отдела сектора опытного строительства (КОСОС) ЦАГИ…

И наконец, главный инженер и заместитель начальника Главного управления авиационной промышленности Наркомтяжпрома СССР.

Вот должности Туполева с 1930 года по 1937 год.

А итоги деятельности на этих должностях? Что ж, я процитирую авиаконструктора Александра Яковлева:

«Если провести сравнение основных типов советских самолетов, находившихся в серийном производстве… в 1939 году, с такими же немецкими, то это сравнение будет не в нашу пользу.

Истребители МиГ, Як, ЛАГГ… появились в опытных образцах лишь в 1940 году.

Сравнение бомбардировщиков СБ (туполевских. – С.К.) с Ю-88 также не в нашу пользу…

Советский пикирующий бомбардировщик Пе-2 появился у нас… только в 1940 году.

Самолета взаимодействия с сухопутными войсками, подобного немецкому пикирующему бомбардировщику «Юнкере-87»… вовсе не было…»

Это были результаты не только удушающей монополии Туполева, но и, между прочим, преступной военно-технической политики замнаркома обороны по вооружениям Тухачевского. И чтобы встретить войну на новой технике, понадобились огромные и срочные организационные усилия многих, и прежде всего – Сталина. В 1940 году по авиационным вопросам было принято более 300 решений и постановлений. В 1941 году – 488.

Но именно с 1938 года начался бурный подъем советской авиации, и она быстро приобрела вполне современный вид. Недаром первая книга классика истории авиации Шаврова (создателя серийной амфибии Ш-2) называется «История конструкций самолетов в СССР до 1938 г.», а вторая – «История конструкций самолетов в СССР. 1938–1950 гг.».

Для «демократов» 1938 год – это год репрессий. Для советской авиации – год начала ее обновления.

А то, что часть ее создателей оказалась в том году в условиях «особого режима» и жила «на казарменном положении», под охраной, виной Берии не было. Ведь я, уважаемый мой читатель, еще не все сказал относительно лжи хрущевцев… Все они прекрасно знали без всяких записок 1955 года… На антибериевском Пленуме ЦК, когда о Берии каких только гадостей не говорили, Молотов сказал:

«Известны и такие бывшие вредители, которые дали нам хорошие конструкции самолетов и в последующем настолько решительно отказались от своего антисоветского прошлого, что превратились в крупных деятелей нашей промышленности, как передовые инженеры-конструкторы…»

Кто-то возразит, что это, может быть, не о Туполеве конкретно!

Но, во-первых, о Туполеве, потому что в примечаниях к стенограмме сказано, что имеются в виду, в том числе, «А. Туполев, В. Петляков, В. Мясищев и др.».

Во-вторых же, я привел часть исправленной стенограммы выступления Молотова, взятой из сборника «Лаврентий Берия» издания Фонда А. Яковлева. Но там же приведена и неправленая стенограмма, и в действительности Молотов сказал (при Хрущеве, естественно) следующее:

«Туполев посидел вредителем, а теперь самолеты нам делает. Когда увидел, как дело обстоит, что надо работать на эту власть, то стал работать, и дай бог ему здоровья, пусть себе работает.

Он теперь уже не тот человек, новый человек…»

Вот так! С высокой трибуны Туполев прямо был назван вредителем! Бывшим… И никто Молотову не возразил – чего уж мы тут, Вячеслав Михалыч, на Андрея-свет Николаича бериевскую-то напраслину возводим… Это же все Берия, Берия, Берия…

Ведь в зале заседаний уже не было Лаврентия Павловича, который мог бы доказательно подтвердить правоту Вячеслава Михайловича.

Но когда Берия входил в высшее руководство государства, он не тиранил арестованных до него конструкторов, а, напротив, постарался сделать «особый режим» для них максимально рабочим. И я, заканчивая с Туполевым, кое-что об этом скажу… А точнее, приведу воспоминания аэродинамика из ЦАГИ Аполлинария Константиновича Мартынова.

Однажды его вызвал и.о. начальника ЦАГИ Поцепкин, сообщил, что назавтра Мартынов должен будет посетить группу Туполева для консультаций, и прибавил: «Вы там увидите ваших бывших друзей и знакомых. Не беспокойтесь и не волнуйтесь. Разговор будет строго деловой, и никаких других тем затронуто не будет».

Разговор был в московском здании ЦАГИ на улице Радио, и Мартынову даже из-под крыши не пришлось выходить – он просто поднялся на пятый этаж…

«Меня провели в большую комнату, – вспоминал Мартынов, – и представили майору Кутепову… который, видимо, и был начальником группы.

Он вел себя весьма вежливо и предупредительно. Мне было сказано, что проектируется пикирующий бомбардировщик (будущий «Ту-2». – С.К.), работы находятся в стадии изысканий… Первая консультация с моим участием состоится немедленно… И действительно, скоро в комнату вошли Туполев, Озеров, Соколов, Стерлин, Изаксон и еще двое незнакомых мне лиц… Я испытывал сильное волнение. Ведь передо мной находились мой учитель и ряд товарищей, с которыми я работал много лет, и все они, как уверял нас с трибуны нарком М.М. Каганович (брат Л.М. Кагановича. – С.К.), были государственными преступниками. Все они сильно изменились, особенно Озеров, который из толстяка превратился в худощавого мужчину. Исключение составлял А.Н. Туполев, который остался таким, каким мы его всегда знали… Если все казались несколько подавленными, то Туполев вел себя так, как будто ничего не изменилось, похохатывал в своей обычной манере и держался довольно фамильярно по отношению к офицерам…»

Контакты стали регулярными, а тем временем ЦАГИ перебазировался в поселок Стаханово (будущий город Жуковский), где был ударными темпами построен мощный исследовательский комплекс. И теперь уже Туполев приезжал туда. Мартынов пишет об этом так:

«В назначенный срок к дверям лаборатории подъехал автомобиль, из которого вышли А.Н. Туполев и два офицера, одним из них был Кутепов. Они проследовали в мой кабинет на первом этаже. На столе было уже все подготовлено: графики… и расчеты… Но вот часы показали три. Андрей Николаевич отложил графики и с веселым смехом сказал: «Стоп! У меня заболела голова, и больше я работать не могу. Привык к регулярному питанию. Раньше, бывало, до двух часов ночи не ешь, и ничего, а теперь уже не могу. Давайте есть».