Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная

– Кароль был одарен прекрасным голосом, незаурядной дикцией, – говорит Халина Квятковская. – Я бы сказала, он был актером интеллектуальным, все роли пропускал через интеллект. Исполнение их у него получалась все глубже и глубже. Такой одаренный парень был.

– Как вы считаете, после войны, останься он в театре, он стал бы хорошим актером?

– Нет, не хорошим. Наверняка – блестящим. И потом, когда я видела его, я видела, как он пользовался тем, что приобрел тогда. Теми же средствами во время проповеди, в своих диалогах с паствой. Все это он умел благодаря практике в «Рапсодичном».

А вот и дом, где с 1939 по 1943 год жил будущий Папа. Улица за Вислой, тихая, да и весь квартал, где находится дом, скорее похож на элитный дачный поселок физиков, а может, и лириков, в лучшие для них времена. Дом из серого камня в два этажа, сетка-рабица огораживает небольшой сад возле него.

– Холера! – послышался ломкий мальчишеский голос, когда я постучала в дверь, не найдя звонка. Эта грубая «холера» как-то не вязалась с особенной историей этого дома и святостью его прежнего жильца.

Но дверь все-таки открыли, и на пороге появилась пани в розовом, несколько неряшливом халате, из-за спины которой выглядывал ушастый подросток. Ее облик окончательно развеял надежду увидеть музей в этом странном доме.

– Да, здесь жил Папа, – скорей устало, чем радостно, подтвердила дама, передергивая плечами от вечерней сырости. – Теперь это государственная квартира, и я с детьми живу здесь уже 8 лет. Детей четверо, воспитываю одна. Да ходят тут журналисты, всё расспрашивают.

– А можно посмотреть квартиру?

– Нет, не стоит. Здесь все теперь переменилось. Лучше сад посмотрите.

Артисты «Рапсодичного» вспоминают, что комната низкого первого этажа, которую занимал Войтыла, была бедная, убогая и в театре ее называли катакомбами. В «катакомбах» репетировали спектакли по средам и субботам и старались разойтись до комендантского часа. Сюда, на Тынецкую, переехал Мечислав Котлярчик, когда его брата, тоже артиста, вместе с другими арестованными отправили в Освенцим. Здесь Войтыла и его режиссер много говорили о театре вообще и о «Рапсодичном» в частности. Котлярчик формулировал принципы театра и актерской игры. Они были чрезвычайно строги к себе и коллегам: артист – это монах. А театр – никаких поз, роз, фальшивых слез. Он – как комментарий к великой, запрещенной немцами литературе. И никаких декораций, причем не по причине бедности, а скорее из принципа. Только занавес, на котором бледная маска поэта и свеча…

И именно в этом доме Котлярчик одну ночь уговаривал своего любимого артиста не оставлять театр, когда тот принял решение уйти в церковь.

Что же произошло в разгар войны, в период самой активной жизни театра и жизни артиста Кароля Войтылы, что он решил все круто изменить и оставить театр? Какой был импульс? Что повлияло? Может, неудачная любовь?

– Нет, Кароль не был замечен ни в каких любовных связях. Некогда ему было – работал, чтобы выжить, а потом театр, репетиции, – уверяет меня Квятковская и с возмущением сообщает, что только немцы задавали подобный вопрос.

– Он был добрый, сердечный, но очень закрытый, – подтверждает ее коллега Михайловска.

На эту интимную часть жизни Иоанна Павла II никто не может и по сей день пролить свет. Разве что его драма «У лавки ювелира», написанная им в 1960 году. Там есть такие строчки.

В этом тонком, нестандартном лирико-философском труде читается и личный опыт, и чья-то зашифрованная тайна. Как и в его этическом исследовании «Любовь и ответственность». Еще при жизни на встрече со студентами в Варшаве Папа как будто признался, что во время войны его возлюбленная, еврейка из Водовиц, погибла от туберкулеза. Но это объяснение скорее красивое, чем правдивое.

Однако есть история, которая в немалой, если не в главной, степени повлияла на уход артиста из театра в лоно церкви.

– Художник Адам Хмелевский – вот кто все решил, – говорит мне режиссер-документалист Яцек Шен, ныне директор театра «Богатела» в Кракове. – Я даже хотел снимать про это фильм. Но при коммунистах мне этого не разрешили.

Итак, что это была за личность – пан Хмелевский, сыгравший в судьбе Папы столь важную роль? Узнав об этом человеке из XIX века, можно только поразиться, как грешник мог стать образцом для такого, можно сказать, чистого душой и помыслами человека, как Войтыла.

Адам Хмелевский – красавец, известный выпивоха, бабник, гуляка, но патриот. Участвовал в восстании 1863 года против царской России, потерял ногу. Однако физическое увечье придавало его красоте нечто героическое. Позже изучал живопись в Мюнхене, вел богемную жизнь, устраивал кутежи. Считался мастером шантажа и вымогательства. Так, когда для попоек с друзьями Адаму не хватало денег, он шел в казино и дожидался выезда богатого игрока, который возвращался в экипаже, разумеется, не с законной супругой.

Завидев лошадей, Хмелевский бросался под коляску, выставлял деревянную ногу и изображал несчастный случай. Чтобы «жертва» не поднимала крик, от нее откупались большими деньгами, и многодневная пирушка друзьям была обеспечена. Вернувшись в Краков, Хмелевский продолжал вести прежнюю жизнь. Но однажды…

Однажды кутила возвращался с очередной попойки домой, забрел в так называемую согревальню, где обычно ютились бездомные. И вдруг… увидел, что многие из этих людей больны червятницей, то есть у них в ранах были черви. Это на него произвело такое впечатление, что в один момент он перерешил всю свою жизнь – надел рясу и, не будучи монахом, остался вместе с этими людьми. Позже он наладил для них производство – сначала печенья, а потом знаменитой тоннетовской мебели.

Хмелевский больше не вернулся к светской жизни и ушел в монастырь. Занимался бездомными, несчастными и больными, раз и навсегда решив служить добру не через искусство, а непосредственно через дела, помогал страждущим.

Вот такая история, и она напрямую связана с Иоанном Павлом II. На это указывает и его пьеса «Брат моего брата», написанная Папой о святом грешнике. Интересно, что картина художника «Христос с закрытыми глазами» хранилась в одном из музеев Киева, и монастырь в течение многих лет безрезультатно пытался ее приобрести. Наконец, как говорят, Войтыла, будучи уже в сане, заказал картину «Ленин среди гуралов» (гуралы – население в Польше, проживающее в Татрах). И только тогда обмен состоялся.