Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная

– Нет, нет! История с Хмелевским не имела решающего значения для Кароля, – так утверждал друг юности Войтылы ксендз Малиньский. Они вместе жили в Водовицах, вместе учились читать молитвы в Кракове, и ксендз – единственный, с кем Папа при жизни один на один завтракал и обедал в Ватикане.

Ксендз принял меня в небольшом монастыре в центре Кракова. Было это еще при жизни Иоанна Павла II. Аудиенция длилась полчаса и окончательно пролила свет на польскую историю.

– В 1940-м Кароль хотел быть – и был – актером и писателем. Я же изучал станкостроение. И я, и он абсолютно не думали, что станем священниками. Но однажды познакомились с паном Яном Терановским. Не то что мы познакомились, а он нас подцепил, то есть был инициатором нашего знакомства. Терановский спросил у нас: «Не хотите принадлежать к кружку „Живые четки“?» В каждый кружок входило по 15 человек, и с каждым из них он раз в неделю имел часовой разговор.

– Как долго это продолжалось?

– Несколько лет. И в течение всего времени в нас все больше укреплялась мысль стать священниками. Войтыла в то время находился под большим влиянием Котлярчика, а тот учил, что актер – это как священник, то есть ведет человека к добру через красоту. И Кароль был на это закодирован. Но после встречи с Терановским он понял, что нет необходимости идти к добру через красоту, через актерство и искусство, а можно непосредственно. Он осознал это окончательно в тот момент, когда каждый из нас получил по 15 учеников и вел их так же, как Терановский нас. Он понял, что можно быть пастырем душ, иметь влияние на человека и вести его к добру.

– Были ли сомнения при расставании с открытой светской жизнью, тем более с театром?

– Случилось так, что Котлярчик предложил Войтыле роль в новом спектакле. «Нет, не возьму», – сказал он. «Почему?» – «Я решил стать священником», – ответил Войтыла, и всю ночь Котлярчик убеждал его, что это глупость. «Ты как актер своим искусством будешь влиять на самые интеллектуальные круги, на разных людей, а как священника тебя бросят в глухомань, где твой удел – учить детей и исповедовать старых бабок». И все же Кароль ответил: «Нет».

– Но будучи молодым, сильным человеком, он отдавал себе отчет, что придется, например, отказаться от плотской жизни?

– Было непросто. Но идея того, что мы хотим делать добро, была настолько сильна, что мы пошли за ней. Отказались от всего, что несет светская или плотская жизнь. История художника Хмелевского не имела на Войтылу решающего значения. Сначала был Терановский, а потом уже он.

Самое интересное, что человек, так повлиявший на Иоанна Павла II, даже не был ксендзом. Терановский был всего-навсего портным. Альбинос – белые брови, белые ресницы – и всегда как-то нелепо улыбался.

– Я не любил его, – говорит ксендз Малиньский, – а Войтыла всегда останавливал меня: «Неважно, как он говорит и как выглядит. Важно, что он нам хочет передать».

– Вы часто встречаетесь с Папой. Вспоминает ли он о своем театральном прошлом?

– Он не разговаривает о прошлом. Только о том, что происходит сейчас.

Да, Папа не возвращался к своему театральному прошлому, когда он считался лучшим актером «Рапсодичного» и даже был отмечен некоей наградой за сцену поединка в спектакле. Вспоминают, что на одном из представлений он читал фрагменты из поэмы Мицкевича, как вдруг в тишине на доме напротив заработал громкоговоритель немецкого радио. Радио сообщало об очередных победах немцев в Европе. «Кароль как будто не слышал этих слов, не изменил даже тона. Мицкевич в его интерпретации не принял этой жизненной цитаты».

Сегодня никто не жалеет, что актер Войтыла оставил сцену, ушел в церковь. Всей своей жизнью он доказал, что был великий славянин, может быть первый и последний, возглавивший католическую церковь.

Легендарный театральный продюсер Л. Леонидов в конце своей жизни в Париже писал: «Нет ничего прекраснее театра, но нет и ничего страшнее его». Он знал, о чем писал – знал всю подноготную этого удивительного Дома, выстроенного на нервах и амбициях, знал всю его «кухню». Но фраза про «ничего страшнее» не мешала ему бесконечно любить театр.

Так и я – вижу только то лучшее, что заставляет в конце концов переживать чужую жизнь, как собственную. И плакать по ней, и смеяться. Люблю актеров, которые иногда заигрываются в нехороших детей. Но уж такой силы этот наш театр, раз способен завлечь, втянуть в свою орбиту и не отпускать. Поэтому мое закулисное исследование на этом не кончается и я с Вами, дорогой читатель, не прощаюсь.