Никита Михалков - Мои дневники

Я кинул банку в ручей, и вода подхватила ее, понесла, перекатывая с боку на бок.

Странная, хотя и совершенно обычная история.

К оленеводам, в связи с праздником Великого Октября, приехала актерская бригада из областного театра. Прилетели вертолетом. Все артисты уже в костюмах и гриме. Пьеса «Человек с ружьем».

Само собой разумеется, ради выступления в одной бригаде никто на вертолете бы не полетел, поэтому гастроли были спешными и насыщенными: примерно 3–4 бригады «обслуживали» за один световой день, перелетая с одного места на другое.

Естественно, после каждого выступления хлебосольные оленеводы угощали артистов, братались с ними, фотографировались и провожали в путь. Надо понимать, что к третьему выступлению все уже были сильно навеселе (надеюсь, кроме вертолетчиков), поэтому в последней бригаде выступали уже некие «остатки» актерской труппы…

Сцена из спектакля «Человек с ружьем»

И вот день уже склоняется к вечеру, начинается пурга. Звуковую аппаратуру устанавливать уже нет времени, поэтому, перекрикивая шум двигателя, который вертолетчик не рискует на морозе выключать, актеры буквально вопят друг на друга. Прямо скажем, зрелище чудовищное: сидят полукругом в нарядных кухлянках коряки, недалеко – кораль с оленями, работающий на холостых оборотах вертолет, а между вертолетом и оленеводами – чуть держащийся на ногах Ленин, в кирпично-красном монтюре и с полуотклеившейся бороденкой, из которой торчит прилипший кусочек квашеной капусты, которой закусывали холодный спирт, нахлобучивший кепку по самые уши и в накинутом на черное пальтишко, неведомо откуда взявшемся ковре! И собственно «человек с ружьем», солдат Иван Шадрин, который, чуть пошатываясь, опирается на свое знаменитое ружье. Причем оба артиста практически одновременно говорят свой текст, которого никто не слышит. Оленеводы тем не менее восторженно глядят на Ильича в ковре и пытаются угадывать, о чем он говорит.

Наконец спектакль – на финишной прямой. Актеры доигрывают будто впопыхах, без пауз, выбрасывая фразы и целые куски сцен, поскольку погода начинает портиться с каждой минутой. Вертолетчик уже делает актерам страшные глаза, показывает то на свои наручные часы, то на небо, которое стремительно заволакивается лиловыми тучами…

В общем, скомкали все выступление. Поклонились ничего не понявшим в пьесе оленеводам. Из вежливости те похлопали.

В дверном проеме вертолета один из летчиков уже машет руками и кричит, что, если они сейчас не взлетят, могут застрять на неделю! Пурга идет!

Не успевший поклониться Ильич кидается к вертолету, путаясь в пальто и ковре. Шадрин тоже, опираясь на ружье, изо всех сил ковыляет к винтокрылой машине… Но когда Ленин, уже поднявшись по железной лесенке, почти скрылся уже в вертолете, кто-то из оленеводов истошным голосом ему закричал:

– Товарищ Ленин! Товарищ Ленин!

Ленин обернулся. Оленевод и еще несколько человек побежали к вертолету и, не достигнув всего несколько метров, чтобы не быть сдутыми работой винта, закричали:

– Товарищ Ленин, а пить можно?!

Ленин не понял, переспросил. Оленеводы, перекрывая своим криком шум двигателя, повторили свой вопрос:

– Пить можно?!!!

И Ленин, уже наполовину залезший в вертолет, высунулся и что есть мочи прокричал в ответ:

– Можно, можно!!!

Эта фраза, понятая всеми от мала до велика, была встречена невероятным громом аплодисментов.

Дверь за Лениным захлопнулась, вертолет набрал обороты, взмыл в воздух и мгновенно исчез в закрутившейся пурге.

А у бригады чуть ли не на месяц наступили каникулы. На вопрос руководителя района, приехавшего выяснить – почему бригада не работает, а беспробудно пьет, оленеводы ему честно ответили:

– Приезжал Ленин. Ленин разрешил.

…В этом отсеке все «секретно». На случай катастрофы сбоку висит топор. Им нужно разбить всю аппаратуру.

Жены офицеров в гарнизоне имеют возможность служить, как матросы , то есть они могут носить форму, нести вахту.

И вот те жены, которым делать больше нечего (работы нет для них по специальности), принимают присягу. Маршируют. Оркестр им играет. И от торжественности этого момента бабы ревут белугами, а одна даже упала в обморок.

Можно представить себе этих сисястых жен поднятыми по тревоге. Одевающимися впопыхах и бегущими на построение.

Куприн! Просто Куприн!

Офицеры цыганочку танцуют. Гитара. Соленые шутки. Здоровенный майор в штатском. Этакий квадрат с гитарой, но чисто поет.

«Жора, подержи мой макинтош. – Потом к жене поворачивается, зовет ее: – Рыба, пойди».

Может быть хорошая киноистория:

Очень способная певица, самородок. Может быть, фанатка джаза – и виртуозно его исполняет. Но совершеннейшее чудовище в жизни. Взбалмошная хулиганка. Может сделать все, что в голову взбредет, рубит правду-матку всем в глаза. Никакого управления. Авторитетов никаких. Да еще к тому же некрасива, зла и одинока.

На конкурсе из-за характера срезается начисто. Провал полный. Но какой-то человек видит сквозь все то, что связано с ее характером, большой талант. Хочет ей помочь. И даже начинает это делать, но встречает жуткое сопротивление с ее стороны. И вот, все больше ненавидя ее, он в то же время понимает с ужасом, что напрочь в нее влюбился.

Наконец он спускает все, что у него есть. Теперь он совершенно нищ… И тут вдруг она понимает, что никакой корысти у него по отношению к ней не было. Что он бессилен перед ней и своей к ней любовью, нищ и несчастен.

В ней через жалость просыпается любовь к нему, постепенно она начинает проникаться к нему нежностью. Начинает его слушаться и в творчестве и шаг за шагом, медленно идет к своей победе. Любовь постепенно размораживает ее душу… В результате – полный триумф, счастье.

История мальчика и девочки. Он – шофер на почте, а она – охранник там же. Синие чулки «в рубчик», шинель длинная, берет и большая кобура на животе.

Хорошая может быть история.

Ночью гуляют двое, девушка и морячок. У нее на голове его беска.

КП. Матрос и каплей. Каплей наслаждается, упивается своими наставлениями в этаком дружески-отеческом тоне. Матрос изнывает от этих наставлений. Он вяло соглашается и постепенно отступает к двери. Каплей за ним. Так они выходят на улицу.

Вдруг звонит телефон. Каплей кидается внутрь. Пользуясь случаем, матрос спешит прочь, но… каплей уже опять на пороге и продолжает говорить. Только расстояние уже между ними – большой, залитый солнцем плац. Унылый матрос и идиот каплей.