Питер Гай - Фрейд

Затем, в январе 1908 года, произошло нечто необъяснимое и неприятное. У маленького Ганса развился сильный страх быть укушенным лошадью. Он также боялся, что большие лошади, впряженные в экипажи конки, упадут… Словом, мальчик стал избегать мест, где был этот вид общественного транспорта. Макс Граф – герой, злодей и личный врач сына в одном лице – стал расспрашивать малыша и истолковывать фобии Ганса, часто и подробно докладывая о результатах Фрейду. Сам Граф был склонен приписывать тревогу сына чрезмерной сексуальной стимуляции, вызванной безудержной нежностью матери. Отец также подозревал (и эти подозрения были подтверждены маленьким Гансом!), что еще одним источником тревоги стала мастурбация. Но Фрейд, как обычно, не спешил с диагнозом – выводы Макса его не убедили. В соответствии со своей первой теорией тревоги мэтр пришел к заключению, что причина проблемы Ганса заключается в вытесненном эротическом стремлении к матери, которую мальчик по-детски пытался соблазнить. Его вытесненные желания, эротические и агрессивные, трансформировались в тревогу, которая затем сосредоточилась на одном конкретном объекте, которого мальчик боялся и избегал, – лошадях и страхе перед ними.

Подход Фрейда к симптоматике у маленького Ганса был характерен для его аналитического метода: основатель психоанализа серьезно относился к сообщениям о психических состояниях, независимо от того, какими бы нелепыми или тривиальными они ни казались на первый взгляд. «Скажут, что это глупая тревожная мысль маленького ребенка. Но невроз не говорит ничего глупого, равно как и сновидение. Мы бранимся всегда, – замечает Фрейд, обращаясь к читателям, – когда ничего не понимаем. Это значит – облегчить себе задачу». В одном из немногих комментариев относительно аналитической техники мэтр критикует отца Ганса за излишне сильное давление на мальчика: «Отец задает слишком много вопросов и исследует по собственным заготовкам, вместо того чтобы дать высказаться малышу». Фрейд сам совершил подобную ошибку с Дорой, но теперь он осознал ее, и, кроме того, эмоциональные ставки были не столь высоки – по крайней мере, для него. Если следовать методу Графа, предупреждал он, анализ станет неясным и ненадежным. Психоанализ, как неустанно повторял его основатель с 90-х годов XIX столетия, есть искусство и наука внимательно слушать.

Фобия Ганса постепенно усиливалась. Он отказывался выходить из дома, а когда выходил, ему иногда хотелось смотреть на лошадей. В зоопарке мальчик сторонился больших животных, которых раньше любил, но продолжал с удовольствием разглядывать маленьких. Малыша явно интересовали половые органы слонов и жирафов. Озабоченность Ганса гениталиями – собственными, отца, матери, маленькой сестренки, животных – угрожала превратиться в навязчивое состояние. Однако Фрейд посчитал необходимым оспорить очевидный вывод Макса Графа, что его сын боится больших пенисов. Бесценным ключом к разгадке для мэтра послужил записанный отцом разговор с Гансом на интересующую мальчика тему. «Наверное, ты испугался, – предположил отец, – когда однажды увидел большую «пипику» лошади. Но тебе не нужно этого бояться. Большие животные имеют большую «пипику», а маленькие животные – маленькую». Ганс разговор поддержал: «И все люди имеют «пипику», и «пипика» вырастет вместе со мной, когда я стану больше; она ведь прикреплена». Для Фрейда это был явный признак того, что маленький Ганс боится потерять свою «пипику». Для данной фобии есть специальный термин – комплекс кастрации.

На этом этапе анализа юный пациент и его отец пришли на консультацию к Фрейду, теперь впервые услышавшему и увидевшему «материал», который очень помог в излечении маленького Ганса. Страх перед лошадьми отчасти отражал страх мальчика перед отцом, у которого были большие черные усы, напоминавшие ему большую черную морду животного. Как выяснилось, Ганс смертельно боялся, что отец рассердится на него за то, что он не способен сдерживать свою безмерную любовь к матери и подспудное желание смерти ему самому. Кусающаяся лошадь была заменой разгневанному отцу, а упавшая лошадь – мертвому. Таким образом, страх перед лошадьми у маленького Ганса представлял собой сложное уклонение, способ справиться с чувствами, в которых малыш не осмеливался признаться ни себе, ни кому-либо другому [132]. Он переживал эти конфликты все более болезненно, потому что любил отца, соперником которого себя воображал, а страстная любовь к матери сосуществовала с садистскими желаниями по отношению к ней же. Для Фрейда страдания маленького Ганса подчеркивали вездесущую двойственность человеческой психики. Мальчик мог ударить отца, а затем поцеловать место, куда пришелся удар. Его действия могут служить символом всего поведения человека. В эдиповом треугольнике двойственность является правилом, а не исключением.

С того момента, как Фрейд доброжелательно объяснил эти факты пятилетнему пациенту, фобия Ганса начала ослабевать. Тревога тоже исчезла. Непозволительные желания и страхи ребенка искажались, превращаясь в симптомы. Его отношение к фекалиям – «люмпфу», который выходил из него, было характерным для защитного искажения: они вызывали у мальчика любопытство, однако он превращал приятные и волнующие ассоциации со своими догадками о них – младенцы похожи на «люмпф» – в неосознанный стыд, а затем в открытое отвращение. Точно так же фобия Ганса, этот источник неприятных ощущений, была обусловлена определенным зрительным образом (резвящаяся лошадь), который раньше доставлял мальчику огромное удовольствие. История его болезни – прекрасная иллюстрация действия защитных механизмов в эдиповой фазе.

По мере того как продвигалось лечение Ганса и он обретал бо2льшую внутреннюю свободу, мальчик смог признаться в том, что желал смерти маленькой сестренке. Малыш рассказал о своей теории «люмпфа», а также о представлении, что он будет одновременно отцом и матерью своим детям, которых родит через задний проход. Эти признания были нерешительными – Ганс тут же брал свои слова обратно. Он говорил, что хочет иметь детей и (в продолжении фразы), что не хочет иметь детей. Как бы то ни было, признание подобных мыслей и предположений – большой шаг к исцелению. И действительно, на протяжении всего лечения маленький Ганс продемонстрировал необыкновенную проницательность и способность к анализу. Он отвергал идеи отца относительно своего невроза, если те преподносились в неподходящее время или слишком настойчиво, а также разумно проводил границу между мыслями и действиями. Пятилетний мальчик прекрасно понимал, что думать и делать – отнюдь не одно и то же. Поэтому он мог настаивать на своем праве оставаться невиновным даже при наличии самых агрессивных желаний. Когда Ганс рассказал отцу о своих мыслях (на самом деле желании, чтобы это произошло), что маленькая сестра во время купания может упасть в воду и умереть, старший Граф так истолковал его слова: «И ты остался бы тогда один у нас с мамой. Но хороший мальчик этого все-таки не желает». Маленький Ганс спокойно заметил: «Но думать об этом ему можно». На возражение отца: «Но это нехорошо», у него уже был готов ответ: «Когда он об этом думает, это все-таки хорошо, потому что тогда можно написать об этом профессору». Профессор не мог скрыть свое восхищение: «Славный маленький Ганс! Ни у одного взрослого я не желал для себя лучшего понимания психоанализа». Разрешение его эдиповых конфликтов оказалось чрезвычайно вдохновляющим: малыш представил, что его отец женится на собственной матери; таким образом он, Ганс, сможет «сохранить» его и одновременно жениться на своей матери. И у них будут дети.