Питер Гай - Фрейд

Путь, по которому шел Фрейд, чтобы выявить злодея в психологической драме маленького Ганса, оказался гораздо короче и был менее мучительным, чем если бы лет через десять или позже его попросили провести психоанализ большого Ганса: «Врач, занимающийся психоаналитическим лечением взрослого нервнобольного, в результате своей работы по раскрытию напластованных психических образований в конечном счете приходит к определенным гипотезам об инфантильной сексуальности, в компонентах которой он, как ему кажется, выявил движущие силы всех невротических симптомов последующей жизни». С маленьким Гансом так глубоко копать не было нужды. Если Фрейд с явным удовлетворением называл этот случай типичным и образцовым, то именно потому, что в нем с такой ясностью сконцентрировалось то, что психоанализ взрослого человека выявил бы лишь в результате долгих усилий.

Одной из теорий, которую проиллюстрировал сей необычный случай психоанализа ребенка, была теория эдипова комплекса – как нам известно, Фрейд значительно усложнил ее после того, как впервые сформулировал приблизительно 10 годами раньше. Маленький Ганс оказался не менее информативен в отношении работы вытеснения. Фактически это был хрестоматийный пример с чрезвычайно прозрачными маневрами самозащиты. Пятилетний ребенок уже начал возведение психологических барьеров, таких как стыд, отвращение и ханжество, но еще не укрепил их. Естественно, Фрейд в своей антибуржуазной манере предположил, что они еще не превратились в прочные стены, обороняющие социум и культуру взрослых, особенно современного среднего класса. Этот взгляд на историю вытеснения у развивающегося ребенка позволил основателю психоанализа сказать несколько резких слов по поводу откровенности обсуждения вопросов сексуальности с детьми. Вследствие этого конкретный случай маленького Ганса не просто богатая антология психоаналитических идей: Фрейд намекает на влияние этих идей за пределами кабинета врача, хотя произойдет это не в 1909 году, а несколько лет спустя.

Мэтр был доволен, что анализ маленького Ганса не имел сомнительных преимуществ гипотезы. Клиническая картина оказалась осмысленной, а пациент соглашался с толкованием только тогда, когда оно подходило. Кроме того, Ганс преодолел свою тревогу и фобию. В коротком постскриптуме, добавленном 13 лет спустя, в 1922-м, Фрейд торжествующе рассказывает о встрече с повзрослевшим маленьким Гансом, который теперь был статным 19-летним юношей. Впоследствии Герберт Граф, вошедший в историю психоанализа под псевдонимом маленький Ганс, стал известным оперным продюсером и режиссером. Фрейд не мог не злорадствовать: мрачные прогнозы его критиков не сбылись. Они предсказывали, что психоанализ лишит мальчика невинности и разрушит его будущее. Теперь основатель движения мог всем сказать, что они ошиблись. Родители Герберта развелись, и каждый затем снова вступил в брак, но их сын выдержал это тяжелое испытание, а также без проблем пережил пубертатный период. Но особое внимание Фрейда привлекло замечание юноши, что, когда он читал свою историю болезни, ему казалось, что речь идет о другом, абсолютно незнакомом человеке. Точно так же Мартин Фрейд не мог вспомнить, что именно говорил ему отец, чтобы восстановить его самоуважение после унизительной сцены на катке. Замечание Герберта напомнило мэтру, что самый успешный психоанализ тот, о котором пациент забывает после окончания сеансов.

У Доры была истерия, у маленького Ганса фобия, а у «человека с крысами», еще одного классического пациента Зигмунда Фрейда, – невроз навязчивого состояния. Таким образом, он оказался подходящим объектом для включения в число опубликованных историй болезни пациентов основателя психоанализа. Нам известно, что Фрейд считал случай «человека с крысами» очень поучительным – точно так же, как и историю болезни Доры. Но этот пациент нравился ему намного больше: именно Фрейд неформально, с определенной долей приязни часто называл своего ставшего знаменитым пациента Rattenmann, что в дословном переводе означает «человек-крыса». Лечение началось 1 октября 1907-го и длилось меньше года – скорость, которую психоаналитики следующих поколений считали скорее захватывающей, чем умеренной. Фрейд же утверждал, что ее было достаточно, чтобы ослабить симптомы, от которых страдал «человек с крысами». Но против истории мэтр был бессилен. В примечании, добавленном в 1923 году, он с печалью заметил, вспоминая о грандиозной бойне Первой мировой войны: «Пациент, которому приведенный анализ вернул психическое здоровье, как и многие другие ценные и полные надежд молодые люди, погиб в Великой войне» [133].

В данном случае все обстоятельства были на стороне Фрейда. Эрнст Ланцер, 29-летний юрист, с самого начала произвел на основателя психоанализа впечатление проницательного человека с ясным умом. Ланцер рассказывал своему психоаналитику занимательные истории и привел уместную цитату из Ницше о победе гордости над памятью – Фрейд сам не раз с удовольствием цитировал эти слова. Симптомы навязчивого состояния у Ланцера были назойливыми и странными. По опыту Фрейд знал, что страдающие неврозом навязчивости могут быть чрезвычайно интересными личностями, с внутренними противоречиями и извращенной логикой. Они одновременно рациональны и суеверны. У них проявляются симптомы, которые скрывают и в то же время раскрывают свое происхождение. Их одолевают сводящие с ума сомнения. У «человека с крысами» эти признаки проявлялись ярче, чем у других: по мере того как шел процесс лечения, от рассказов пациента к толкованиям психоаналитика, от болезни взрослого человека к детским фантазиям, неудовлетворенным сексуальным потребностям и агрессивным желаниям, этот случай становился образцом трактовки неврозов навязчивых состояний, как их понимал мэтр.

Практика настоятельно требовала подобного образца. Как отметил сам Фрейд во введении к этой истории болезни, страдающих неврозом навязчивости лечить гораздо труднее, чем истериков: сопротивление, которое они оказывают в клинических условиях, бывает чрезвычайно изобретательным. Хотя «язык невроза навязчивости» зачастую лишен загадочных симптомов переноса, он, если можно так выразиться, «похож на диалект языка истерии». Усложняет задачу и тот факт, что страдающие неврозом навязчивости диссимулируют свое состояние, пока это возможно, и обращаются за помощью к психоаналитику только на далеко зашедших, запущенных стадиях болезни. Все эти обстоятельства, а также необходимость соблюдения врачебной тайны не позволили Фрейду полностью изложить историю болезни. Он мог предложить лишь «кусочки знания», которые сам считал не вполне удовлетворительными, хотя «к ним может присоединиться работа других исследователей». Фрейд написал это в 1909 году, но в наше время появились те самые другие исследователи, на которых он рассчитывал.