Питер Гай - Фрейд

Лишь немногие специалисты пытались противостоять клевете на Фрейда или неверному пониманию психоанализа. Проповедники, журналисты и педагоги отвергали его неприличные теории и жаловались на их пагубное влияние. В мае 1924 года доктор Брайан Браун, автор книги «Сила разума», в своем выступлении на симпозиуме, который проходил в церкви Святого Марка в Бауэри в Нью-Йорке, охарактеризовал понимание Фрейдом бессознательного как гнилое. На том же симпозиуме доктор Ричард Борден из Нью-Йоркского университета мужественно пытался объяснить такие фундаментальные идеи основателя психоанализа, как «душевная болезнь», «либидо», «комплексы» и «древний Адам», но доктор Браун возразил ему, что основатель движения не учит психологии. Фактически «идея Фрейда заключается в существовании некого внешнего отдела, где собираются опасные мысли, готовые прорваться в наше сознание. Более того, он все сводит к сексу». Старое обвинение, что Фрейд одержим сексом, казалось неискоренимым.

Через год после того, как доктор Браун назвал идеи основателя психоанализа гнилыми, известный нью-йоркский раввин и сторонник сионизма Стивен С. Вайз выдвинул то же самое обвинение, только в более изысканных выражениях. Выступая перед студентами в Международном доме, он призвал их отвернуться от журналиста и сатирика, автора множества афоризмов Генри Л. Менкена и снова открыть для себя безмятежность Мэтью Арнолда – поэта и культуролога, одного из наиболее авторитетных литературоведов и эссеистов викторианского периода. Но, продолжал Вайз, «еще более серьезной заменой «старых богов новыми», чем цинизм Менкена, являлась «мода на фрейдизм». Для Вайза, как и для многих обеспокоенных наблюдателей, Зигмунд Фрейд был притягательным пророком освобождения грубого инстинкта. «Я бы противопоставил Фрейда Канту, – заявил Вайз. – Постулату Канта «ты должен – значит, ты можешь» Фрейд противопоставляет «ты можешь». Фрейдизм, решительно заключил Вайз, «погружается в нечистоты наших настроений и желаний, фантазий и страстей». Другие комментаторы отличались непостоянством. Летом 1926 года один остроумный человек, преподобный Джон Макнил из Десятой пресвитерианской церкви Филадельфии, заявил на конференции в Стоуни-Брук: «Сегодня каждый третий свихнулся на психоанализе. Если вы хотите быстро избавиться от них, попросите их написать это слово».

Такое отношение было типичным для того времени, причем не только в Соединенных Штатах. В ноябре 1922 года Эйтингон писал Фрейду из своего любимого Парижа, что психоанализ здесь ежедневно сражается с шумной оппозицией. Вероятно, совсем не случайно, что в тот самый день, когда в свет вышел французский перевод «Психопатологии обыденной жизни», «появилась злобная статья, в которой профессор Амар призывает власти защитить детей от психоанализа. Он очень сердится, этот господин Амар». Гнев тоже был защитой от посланий Фрейда.

Таким образом, дискуссии, разгоравшиеся по поводу идей основателя психоанализа, – как сочувственные, так и антагонистические – велись на ужасающе низком уровне. В 1922 году один из авторов лондонского Times в обзоре «Лекций по введению в психоанализ» утверждал, что этот самый психоанализ влачит жалкое существование в результате чрезмерного рвения его апостолов. Психоанализ начался как «вклад в науку психологию», но затем, к несчастью, превратился в «помешательство», то есть его лихорадочно обсуждали люди, которые «не имели ни малейшего представления о том, что это такое». Другими словами, вина несколько тенденциозно перекладывалась только на сторонников Фрейда. Впрочем, замечание, что психоанализ стал чем-то вроде помешательства для невежд, было в какой-то степени верным. Фрейдизм, как писал в 1925 году шведский врач Пол Бьерре, причислявший себя к сторонникам мэтра, «возбудил чувства», словно «это новая религия, а не новая область исследований. Психоаналитическая литература, особенно в Америке, хлынула настоящей лавиной. Ходить к психоаналитику стало модным». Год спустя известный и плодовитый американский психолог Уильям Макдугалл согласился с заявлением Бьерре: «Кроме профессиональных последователей, фрейдистскими предположениями были очарованы и сделали их необычайно модными масса обычных людей, преподавателей, артистов, дилетантов, так что некоторые специальные термины, использованные Фрейдом, вошли в популярный сленг как Америки, так и Англии».

Европейский континент оказался почти таким же подверженным влиянию фрейдистской терминологии и таким же непоследовательным в своей реакции. «В ежедневной прессе, – отмечали Абрахам, Эйтингон и Закс в циркулярном письме из Берлина в 1925 году, – много материалов о психоанализе, в основном негативного характера, но не всегда». Имелись и хорошие новости: курсы, которые предлагал Берлинский институт психоанализа, основанный в 1920-м, привлекали много слушателей и немало кандидатов. Более того, Абрахам и его коллеги получили интересную «компенсацию за часто недружественную атмосферу в прессе» – Стефан Цвейг посвятил Фрейду свою новую книгу биографических очерков. И еще одно забавное событие: недавно некто Фридрих Соммер опубликовал брошюру «Измерение духовной энергии», в которой заявил: «Однажды я познакомился с психоанализом, и это приблизило меня к христианской религии». В октябре Абрахам разослал еще один бюллетень: «Из Германии можно сообщить, что в газетах и периодических изданиях ширится обсуждение психоанализа. Мы везде находим упоминания о нем». Совершенно естественно, писал он, не обходится без атак, но тут же успокаивал, что «вне всякого сомнения, интерес еще никогда не был так силен, как теперь». Однако большинство проявлявших интерес были информированы ничуть не лучше Фридриха Соммера, который воспринимал знакомство с идеями Фрейда как средство приблизиться к Богу.

Настроения в Вене отражали разнонаправленные сигналы, по большей части негативные. Элиас Канетти, которого никак не назовешь восторженным поклонником психоанализа, вспоминал, что, когда в середине 20-х годов прошлого столетия он жил в Вене, имя Фрейда всплывало практически в каждом разговоре. Университетские светила по-прежнему высокомерно отвергали его, однако толкование ошибок превратилось в нечто вроде салонной игры. Эдипов комплекс вызывал почти такой же ажиотаж: каждый хотел его иметь. Даже тот, кто презирал все и всех, не возражал против наличия комплекса у себя. Многие австрийцы считали очень актуальной теорию агрессии Фрейда: «Ужасная жестокость, свидетелем которой стал человек, не забывается. Многие из тех, кто принимал в ней участие, теперь вернулись. Они прекрасно знают, на что были – по приказу – способны, и жадно хватаются за все объяснения предрасположенности к убийству, которые предлагает им психоанализ».