Питер Гай - Фрейд

Краткая и в конечном счете трагичная история Веймарской республики свидетельствует о том, сколько «горючего», готового вспыхнуть в любой момент, накопилось в стране после Первой мировой войны. Спичку поднесла депрессия, гораздо более разрушительная, чем характерные для капитализма циклы деловой активности. Фондовый рынок в Нью-Йорке обвалился 29 октября 1929 года, но «черный вторник» был скорее ярким симптомом глубокой разбалансированности экономики, чем ее причиной. Биржевой крах быстро отразился на уязвимых экономиках Европы, в значительной степени зависевших от американского капитала и американских клиентов. Запретительные тарифы, которые в 1930-м ввел конгресс США, наряду с негибкостью американцев в вопросе возврата военных долгов были признаком того, что слабым финансовым структурам стран Старого Света не стоит ждать помощи из-за океана. Когда в июле 1931 года президент Гувер предложил объявить мораторий на выплату военных долгов, было уже поздно. Пока неумелые и злобные политики спорили, инвесторы лишились капиталов, а миллионы простых людей – сбережений. При виде этой катастрофы испытывать вдохновение могли только такие индивидуумы, как Уильям Буллит.

В этой всемирной беде австрийцам было не легче, чем остальным, – даже тяжелее, чем большинству. Под влиянием политических волнений и экономических трудностей они не стали ждать краха фондовой биржи и банков, чтобы перейти к кровавым столкновениям. 15 июля 1927 года в Вене разгорелись ожесточенные сражения между демонстрантами и полицией. Несколько убийц из числа крайне правых, вне всяких сомнений виновные в политических преступлениях, были оправданы сочувственно настроенными присяжными, и это явное попрание правосудия вывело социал-демократов на улицы. Результаты того дня: 89 убитых и приведшее к трагическим последствиям ослабление умеренного крыла Социал-демократической партии. «Это лето стало настоящей катастрофой, – писал Фрейд Ференци с курорта Земмеринг, – словно в небе появилась большая комета. Теперь мы слышим о восстании в Вене, но почти отрезаны от города, и у нас нет более подробной информации, что там происходит и к чему это приведет. Это свинство».

Вряд ли основатель психоанализа мог бы подобрать более удачное выражение. «Ничего не случилось», – заверял он своего племянника из Манчестера две недели спустя, имея в виду, что ничего плохого не случилось с ним и с его семьей. Однако, прибавил Фрейд, социальное и финансовое положение в Вене плохое. Когда через несколько лет австрийские последователи Гитлера начали заимствовать террористическую тактику немецких нацистов, крах республиканских институтов стал лишь вопросом времени. «Общее положение, – информировал мэтр племянника Сэмюеля в конце 1930 года, – в Австрии особенно печальное».

В начале 1931-го вето Франции, Италии и других держав не позволило принять предложение Австрии о таможенном союзе с Германией. Это решение, осенью подтвержденное Международным судом, стало для австрийцев следующим шагом к катастрофе. В мае того же года Creditanstalt, самый крупный коммерческий банк Вены, имевший прочные связи с банками других стран, был вынужден объявить о несостоятельности. От краха его спасло вмешательство властей, но утрата доверия, а также активов Creditanstalt отразилась на экономике соседних стран, которые были объединены в общую систему, как альпинисты в связке. «Положение в обществе, как тебе, наверное, известно, – писал Фрейд племяннику в декабре 1931 года, – меняется от плохого к еще худшему».

Основатель психоанализа не мог полностью оградить себя от этих тревожных событий, но от экономических трудностей его защищал стабильный доход, бо2льшую часть которого обеспечивали иностранные ученики, платившие в твердой валюте. Впрочем, так повезло не всем членам его семьи. «Все три моих сына работают», – отмечал Фрейд в 1931-м, но тут же добавлял, что зятья лишились заработка. «Бизнес Роберта [Холличера] не приносит ни пенни, а Макс [Хальберштадт] из последних сил борется с коллапсом гамбургской жизни. Они живут на деньги, которые я им даю». К счастью, Зигмунд Фрейд мог себе это позволить. Он уже не работал полный день, но высокий гонорар, 25 долларов за час психоанализа, позволял не только поддерживать большую семью, но и немного откладывать [291].

В конце 1931 года Великобритания отказалась от золотого стандарта, американские банки закрывались один за другим, безработица повсеместно выросла до угрожающих размеров. В 1931-м в Германии работы не имели больше пяти с половиной миллионов человек, а в Британии почти три миллиона. Бесстрастные цифры индекса промышленного производства говорят сами за себя: если индекс 1929 года принять за 100, то в 1932-м он снизился в Британии до 84, в Италии до 67, а в Соединенных Штатах и Германии до 53. В человеческом измерении цену подсчитать было невозможно. Личные трагедии – крах успешных карьер, внезапная бедность (образованные люди продавали на перекрестках шнурки или яблоки) – стали обычным делом. Во дворах многоквартирных домов в Германии бродяги, выпрашивавшие несколько пфеннигов, тянули жалобные песенки о безработице – Arbeitslosigkeit. А в Америке сладкоголосый Бинг Кросби пел горькие слова: «Братец, не одолжишь десять центов?» В октябре 1932 года эта печальная песня на слова Йипа Харбурга вошла в десятку самых популярных – совершенно очевидно, она выражала то, что волновало всех. Политические последствия были вполне предсказуемыми: экономические беды стали причиной отчаянного поиска панацеи. Наступило время продавцов лекарства от всех болезней. Процветали велеречивые ораторы, а разумные центристы лишились поддержки.

В Австрии дела обстояли не лучше. Высокий уровень безработицы был привычным для страны. С 1923 года почти 10 процентов трудоспособного населения не имели работы. За этой средней цифрой скрывается суровая действительность: в отдельных отраслях австрийской экономики, таких как металлообработка, место искали трое из десяти специалистов. К тому времени, когда едва не обанкротился Creditanstalt, австрийцы вспоминали сию статистику с некоторой завистью, поскольку безработица взлетела до невиданных высот. В 1932 году почти 470 тысяч человек, около 22 процентов трудоспособного населения Австрии, были безработными… В январе 1933-го безработица достигла беспрецедентного показателя – 580 тысяч человек, или 27 процентов. Фабрики закрывались, социальные пособия были мизерными, и в результате целые районы страны опустели или были населены безработными и их семьями. После лихорадочных и тщетных поисков работы многие люди отчаялись – просто сидели в парках, тратили последние деньги на выпивку, но немалая часть молодых людей, со школьной скамьи перешедших в очереди за хлебом, заинтересовалась простыми рецептами, которые предлагали австрийские нацисты и им подобные. «То, что вы в 60 лет еще не победили дракона, глупости, – весной 1932 года успокаивал Пфистера наблюдавшей за всем этим Фрейд. – Это не должно вас расстраивать. Я в свои 76 справился ничуть не лучше, и он выдержит еще много битв. Он крепче, чем мы».