Питер Гай - Фрейд

Как ни хотелось основателю психоанализа не замечать эти симптоматические отрицания, заверения Юнга его не убеждали. Фрейд пытался, с характерной для него деликатностью, восстановить медленно распадающуюся ткань их близости. Он отверг суровый диагноз, который поставил себе Юнг, и заменил термины «неуклюжесть» и «обидчивость» более мягким – характер. Единственная проблема в их отношениях, прибавил он, – это пренебрежение Юнгом своими обязанностями президента Международного психоаналитического объединения. Фрейд напомнил Юнгу, с легкой грустью: «…неразрушимой основой наших личных отношений служит вовлеченность в ψA, но хотелось бы построить на этом фундаменте нечто прекрасное, хотя и более изменчивое, внутреннюю солидарность – и разве не должно так быть и впредь?» Этот призыв исходил из глубины души Фрейда. Скрупулезно отвечая на все поднятые Юнгом вопросы, он заявлял о своем полном согласии с претензиями «сына» на интеллектуальную независимость. Юнг процитировал ему длинный отрывок из книги Ницше «Так говорил Заратустра», подкрепляя свое стремление к автономии. Цитата начиналась такими словами: «Плохо отплачивает учителю тот, кто всегда остается только учеником». «И почему не хотите вы ощипать венок мой? – с некоторым недоумением тоже цитатой отвечал Фрейд. – Если кто-то посторонний прочтет эти строки и спросит меня, когда я интеллектуально подавлял вас, то я буду вынужден ответить: не знаю». Фрейд еще раз, с оттенком горечи, пытался успокоить Юнга: «Можете быть уверены в постоянстве моего доброжелательного интереса и думайте обо мне как о друге, даже если пишете мне редко».

Призыв Фрейда ни к чему не привел. Если Юнг и отреагировал на его слова, то лишь как на попытку соблазнения. В мае 1912 года он спорил с мэтром относительно табу на инцест, но за этой дискуссией стоял вопрос, по которому они так и не достигли согласия, вопрос сексуальности. Фрейд был явно озадачен; он решительно отказывался признавать, что его дружба с Юнгом обречена. Но Юнг казался раздраженным, как человек уже порвавший с другом и теперь разбирающийся с причинами. Далеко не случайно, что окончательный разрыв был спровоцирован мелким инцидентом.

В 1912 году Людвиг Бинсвангер, недавно назначенный директором санатория в Кройцлингене на Боденском озере, перенес операцию по удалению злокачественной опухоли. Встревоженный перспективой потерять «одного из своих преуспевающих молодых людей» из-за нелепой смерти, Фрейд отправил больному слезное письмо. Мэтр описывал себя как «старика, который не должен жаловаться, что его жизнь закончится через несколько лет (и он решил не жаловаться)», и который воспринял известие, что жизнь Бинсвангера может подвергаться опасности, как особенно болезненное. Как бы то ни было, утверждал Фрейд, Бинсвангер «…один из тех, кому суждено стать моим продолжением». Время от времени тайное желание бессмертия, которое обеспечат ему дети или сторонники, поднималось на поверхность из глубин подсознания. Это желание в какой-то степени влияло на отношения Фрейда с Юнгом, но редко проявлялось так сильно, как в тот момент, когда он подумал о возможной смерти Бинсвангера [119]. Сам Бинсвангер просил никому ничего не говорить, и Фрейд поторопился навестить больного, который быстро поправлялся.

Дом Юнга в Кюснахте находился всего в 65 километрах от Кройцлингена, но Фрейд торопился и не воспользовался возможностью заехать к нему. Не пожелав учитывать занятость мэтра, Юнг обиделся. Он отправил Фрейду укоризненное, хотя и исполненное чувства вины послание, приписывая то, что сам назвал кройцлингенским жестом, недовольству мэтра его независимостью. В своем ответе основатель психоанализа дал себе труд подробно объясниться, не упоминая при этом об операции, перенесенной Бинсвангером [120], и напомнил Юнгу, что глубокие разногласия никогда не были препятствием для его визитов. «Несколькими месяцами раньше вы, вероятно, избавили бы меня от подобной интерпретации». Чрезмерная чувствительность Юнга из-за «кройцлингенского жеста» удивила Фрейда: «В этом вашем замечании я вижу ваши сомнения в отношении моей персоны».

Беспокойство Фрейда быстро передалось его близким друзьям. В июне в Вену приехал Эрнест Джонс. Он увиделся с Ференци и воспользовался случаем, чтобы сообщить об угрозе очередного раскола в лагере психоаналитиков. Душевные раны, полученные Фрейдом и его сторонниками в процессе расставания с Адлером, еще не зажили, а неприятности с Юнгом выглядели настолько же вероятными, насколько катастрофическими. Затем в голову Джонсу пришла идея, одна из тех, что определили историю психоанализа: он подумал, что необходима небольшая сплоченная организация преданных сторонников, тайный «комитет», чтобы охранять Фрейда, наподобие верной дворцовой стражи. Члены «комитета» будут обмениваться друг с другом новостями и идеями и в обстановке строгой секретности обсуждать любое желание «отклониться от фундаментальных положений психоаналитической теории» – о вытеснении, бессознательном или о детской сексуальности. Ференци с энтузиазмом принял предложение Джонса – как и Ранк. Воодушевленный поддержкой, Джонс написал о своей идее Фрейду, который после напряженного года восстанавливал силы на курорте в Карлсбаде.

Основатель психоанализа благосклонно отнесся к этой идее. «Моим воображением немедленно завладела Ваша мысль о создании секретного совета, составленного из лучших и пользующихся наибольшим доверием среди нас людей, которые станут заботиться о дальнейшем развитии психоанализа и защищать наше дело от нападок и случайностей, когда меня не станет». Фрейду так понравилось предложение Джонса, что он осторожно предъявил претензии на его авторство: «Вы говорите, что эту идею выдвинул Ференци, но она могла быть моей, сформулированной в лучшие времена, когда я надеялся, что Юнг соберет подобный кружок, состоящий из официальных руководителей местных обществ. Теперь я с сожалением признаю, что подобный союз должен быть образован независимо от Юнга и избранных руководителей». Фрейд писал, что совершенно очевидно – при наличии такого «комитета» ему «будет легче лечь и умереть». Первое требование к «комитету», полагал мэтр, – это абсолютная секретность его существования и деятельности. Он должен быть немногочисленным: очевидные кандидаты – Джонс, Ференци и Ранк как основатели, а также Абрахам. Фрейд предлагал также кандидатуру Закса, который «…пользуется моим неограниченным доверием, несмотря на краткость нашего знакомства». Проникнувшись духом предложения, он обещал полное соблюдение тайны.

Этот план свидетельствует о неуверенности, которая являлась постоянной спутницей первых психоаналитиков. Фрейд считал, что «возможно, его удастся приспособить к требованиям реальности», но честно признавал «мальчишеский и, возможно, романтический элемент этой идеи». Джонс выразился не менее откровенно: «Идея единого маленького органа, предназначенного, подобно паладинам Карла Великого, для охраны королевства и политики их повелителя, была продуктом моего собственного романтизма». На самом деле «комитет» эффективно работал на протяжении нескольких лет.