Лаврентий Берия - Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание

Тем не менее, окончательную судьбу дневников можно было предполагать заранее с высокой степенью вероятности – рано или поздно их должны были уничтожить. И вот тут – как я предполагаю – несколько преданных памяти Берии сотрудников МГБ СССР и архивных работников тайно сняли фотокопии с подлинника дневников и хранили их затем десятилетиями.

На архивных документах всегда есть те или иные разметки, там могли быть и какие-то замечания читавших, и т. д. и т. п. Даже пагинация, то есть нумерация листов архивного дела (от руки, конечно), может навести на того, кто её делал. И, как я догадываюсь, «Павел Лаврентьевич» с товарищами, как люди опытные, передавая мне копию дневника, не желали даже минимально засвечиваться даже через десятилетия.

Какими соображениями они при этом руководствовались, можно только гадать. Но, надо полагать, какие-то резоны у них были. Конечно, они могли бы дать мне несколько фотокопий с обрезанными архивными разметками, но, как люди, опять-таки, опытные, они знали, что по фотокопиям экспертиза всё равно не проводится, так что стоит ли огород городить. Когда же я завёл разговор о желательности экспертизы, «Павел Лаврентьевич» лишь вспылил.

То, что сказано мной о побудительных мотивах «Павла Лаврентьевича», – лишь мои предположения, однако ничего более на сей счёт я сказать не могу. Впрочем, появление в научной периодике в 2012 году статьи члена-корреспондента РАН В.П. Козлова, бездоказательно поставившего аутентичность дневников под сомнение, показало, что «Павел Лаврентьевич» поступил, пожалуй, правильно, максимально «отстроив» публикатора текста от оригинала текста. Разбору ситуации, возникшей после статьи профессора Козлова, я намерен посвятить отдельную небольшую книгу.

Что же до того, что материалы были переданы именно мне, а не «более известному и заслуженному левому автору» – как об этом было заявлено на одном из форумов Интернета, то это уж вопрос к «Павлу Лаврентьевичу» и его коллегам. Сам он пояснил, что они сочли наиболее достойным и надёжным меня. И я этим, нравится это кому-то или не нравится, горжусь.

Да, публикация дневников Берии с моими примечаниями и комментариями, вызвала много бурных и чаще всего некорректных дискуссий, одним из результатов которых стало знакомство с новым для меня словом «фейк». Я и не знал, а так, оказывается, сейчас называют апокрифические «мемуары», «дневники» и другие якобы исторические документы. Иными словами, многие усомнились в подлинности дневников, но практически все возражения относились к типу: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

Я уже писал, и могу лишь повторить, что буду благодарен за любые корректные замечания, но – по существу, с указанием фактических или хронологических неточностей и т. д. Был бы рад, если бы кто-то из профессиональных текстологов провёл лексическую экспертизу. Хотя сразу скажу, что она вряд ли будет вполне достоверной. Ведь полностью аутентичных, достоверных документов и текстов, вышедших из-под пера Лаврентия Павловича, сейчас, насколько мне известно, почти нет, их очень мало. Даже протоколы его допросов – за исключением их первого блока, относящегося к июлю, скорее всего сфальсифицированы. Достоверные же тексты официальных речей очень сильно отличаются от личных записей по вполне понятным причинам.

Пару слов – и об интернет-сомнениях относительно того, что я не представил-де ни одной фотокопии ни одного листа дневников Берни. Но как, с одной стороны, я мог бы их представить, если мне самому их только показали? С другой стороны, могу заметить скептикам, что если бы мне передали «фейк», то не так уж и сложно было бы мастерам своего дела сфальсифицировать ещё и несколько листов «фотокопий» с тем, чтобы передать мне пусть не сами «фотокопии», то их сканы с «убранной» «архивной разметкой».

Но это так, к слову. А теперь надо пояснить вот что…

Всё, сказанное мной выше, – лишь присказка. Далее я должен сообщить, как вышло так, что между публикацией дневников Л.П. Берии и публикацией остальных материалов из его тайного архива образовался некий перерыв.

Дело в том, что кроме текста непосредственно дневников Л.П. Берии, на дискетах и CD-дисках, переданных мне «Павлом Лаврентьевичем», имелись и дополнительные крайне интересные материалы – не дневниковогохарактера и недатированные.

О наличии их «Павел Лаврентьевич» предупредил меня отдельно, сказав, что он передаёт мне также записи Берии, часть которых относится, скорее всего, ко времени или перед XIX съездом ВКП(б) – КПСС, или сразу после него, а также – что-то вроде набросков мемуаров и размышлений по весьма широкому спектру тем. «Павел Лаврентьевич» сказал, что, хотя эти материалы не датированы, он относит их к началу 50-х годов, и прибавил: «Впрочем, увидите сами…»

Когда я вплотную приступил к обработке материалов непосредственно дневников, то остальные материалы по договорённости с издательством включать в работу сразу не стал. На мой взгляд, они требовали отдельного и спокойного рассмотрения и осмысления. Ведь это были не текущие впечатления и оценки, выхваченные прямо из злобы дня в реальном масштабе времени, а нечто более глубокое и основательное.

Подготовка дневников к печати отняла у меня много времени и сил и растянулась до начала 2011 года. В марте 2011 года вышел первый их том, а с начала года я увлёкся современными темами, результатом чего стали три книги, две их которых («Берии на вас нет» и «Как проср…ли СССР») вышли в издательстве «Яуза» в сентябре 2011 года, а третья – «Мировой социализм или мировой катаклизм?» ещё ждёт своего издателя.

Лишь к осени 2011 года я нашёл в себе силы вернуться к оставшимся материалам из, как я говорю, «тайного архива Павла Лаврентьевича», и началась новая работа – не менее интересная, однако намного, как я считал вначале, менее утомительная. Ведь теперь передо мной стояла принципиально более простая, вроде бы, задача: прочесть имеющийся текст и как-то его осмыслить, не занимаясь скрупулёзной и трудоёмкой проверкой дат, имён, обстоятельств. Этим я занимался ранее, и если аутентичны дневники, то аутентичны и остальные переданные мне записи, не так ли?

В переданных мне отрывках Берия размышлял о задачах СССР и проблемах государственного строительства, излагал свои взгляды на какие-то теоретические вопросы (и это тоже было интересно), что-то вспоминал, давал что-то вроде зарисовок портретов тех или иных своих товарищей по руководству и т. д.

Особых комментариев это, вроде бы, не требовало.

Однако я быстро понял, что заблуждаюсь. Работа, если делать её «без дураков», предстояла вновь немалая, хотя и действительно менее кропотливая, чем при подготовке к печати дневников.