Розмари Салливан - Дочь Сталина

В 1963 году, все еще в СССР, она закончила свою книгу «Двадцать писем к другу» обращением к будущим поколениям, которые должны посмотреть назад, «на историю своей страны с мучительным чувством боли, раскаяния, недоумения»:

Только пусть не забывают тогда, что Добро — вечно, что оно жило и накапливалось в душах даже там, где его и не предполагали, что оно — никогда не умирало и не исчезало. И все, что живет, дышит, бьется, светит, что цветет и плодоносит, — все это существует только Добром и Разумом, и во имя Добра и Разума на всей нашей милой, измученной Земле.

Удивительно слышать такое заявление из уст дочери Сталина. Многие хотели бы списать его со счетов как риторическое, чересчур сентиментальное или лицемерное. Но Светлана никогда не отказывалась от своей веры в Добро. Как это объяснить? Возможно, когда на долю человеческих существ выпадают те испытания, которые выпали на долю русских, они находят в себе внутреннюю глубину. Андрей Синявский научил Светлану многому о вере в Бога. Эта вера помогла ему пережить годы ГУЛАГа. Она мало связана с западным представлением о доброте как об отсутствии зла, скорее это способность смело взглянуть злу в лицо. Светлана продолжала двигаться вперед, когда другие обязательно сдались бы. Каждый раз ее что-то поддерживало. А испытания продолжались почти без перерывов.

В декабре Джордж и Аннелиза Кеннан принесли для Светланы отличную новость. Они нашли для нее дом в Принстоне, который она могла арендовать. Светлана была бездомной уже девять месяцев, в течение которых она гостила то у одних людей, то у других. Осесть на одном месте было большим облегчением. Дом 85 по Элм Роад принадлежал Дороти Камминс, профессиональному музыканту, муж которой, нью-йоркский издатель, недавно умер. Камминс отправилась в турне по всему миру, чтобы собирать детские песенки и игры, и сдала свой солидный дом Светлане на год.

В доме была большая гостиная, в которой можно было проводить концерты, библиотека, полная музыкальных записей и нот, и огромное пианино. На стенах висели прекрасные гравюры и акварели, комнаты украшали старинные фигурки из серебра и бронзы. Также повсюду были пластиковые цветы, которые Светлана попрятала в ящики. С собой она привезла только книги, которые ей присылали незнакомые люди со всего мира, и свою одежду, которую купила после приезда в Америку.

Светлана заявляла, что, когда она поднялась на чердак дома, обнаружила там мужчин, протягивающих провода. Они сказали, что устанавливают пожарную сигнализацию, но она была уверена, что это люди из ФБР или ЦРУ. Она пожаловалась Кеннану, который сказал, что знал об этом, но ничего не мог поделать. В любом случае, он беспокоился за ее безопасность. Светлана рассмеялась. Здесь, в свободном мире, — снова жучки! Ну неважно. Действительно ли ее подслушивали? Иногда у нее начиналась паранойя, но ФБР явно получала откуда-то информацию после того, как Светлана переехала на Элм Роад. За ней продолжали следить, считая, что Советы по-прежнему не отступились от дочери Сталина. В СССР знали, что она работает над второй книгой. Когда Светлана уезжала из Принстона более, чем на два дня, она чувствовала себя неуютно, если не оставляла свои бумаги в банковской ячейке.

Девятнадцатого декабря Светлана сидела в Принстон Инн за маленьким столиком вместе с Аннелизой Кеннан и Луисом Фишером. Прошел ровно год с тех пор как вьюжной ночью она оставила своего сына в московском аэропорту и улетела в Дели. Кто тогда мог предсказать, что этот отлет приведет ее сюда? «Давайте выпьем за год свободы!» — предложил Луис Фишер. Светлана встретила его чуть больше месяца назад, двенадцатого ноября, на обеде у Кеннанов. Он взялся показать ей, как надо жить в Америке. Она очень много не знала. Первым делом Луис отвел ее в принстонский банк, чтобы открыть счет, а потом научил пользоваться чековой книжкой.

Двадцать первого декабря Светлана была одна, ей хотелось развлечься, и она решила разыграть шутку. Она выставила на стол вино и закуски и набрала 911. Когда приехала полиция, она поздравила их с Рождеством и пригласила пройти в дом. Ею овладело то же самое озорное настроение, которое когда-то заставило ее нажать на газ, проезжая мимо милицейского поста по дороге в Жуковку. Ей нравилось подшучивать над представителями власти, хотя только тот, кто сам привык пользоваться властью, может находить такие шутки смешными. Полицейские ответили: «Мы при исполнении. Мы не пьем», хотя одному из них явно хотелось расхохотаться. По Принстону поползли слухи, которые добрались до газет, где даже напечатали заметку о том, что Светлана вызвала полицию, потому что была отчаянно одинока.

На самом деле Светлане нравилась новая свободная жизнь, хотя она была и совсем не прочь найти кого-нибудь, кто мог бы ее с нею разделить. Она очень привязалась к Луису Фишеру. Когда они познакомились, ему был семьдесят один год, но он оставался таким же обаятельным и жизнерадостным, как в «дни Хемингуэя». Трудно себе представить более переменчивую карьеру и более притягательный характер, чем у этого человека.

Фишер, сын русских эмигрантов, вырос в еврейском гетто в Филадельфии. Во время Первой мировой войны он служил в британской армии в Палестине. Потом женился на русской и стал специальным европейским корреспондентом в «Нэйшн». «В то время мы, журналисты, как будто участвовали в одной большой партии в покер», — вспоминал Фишер.

Фишер хорошо знал русский. После Октябрьской революции он, охваченный энтузиазмом, поехал в СССР и прожил в Москве девять лет, до начала большого террора в 1937 году. Тогда Фишер был вынужден покинуть страну, оставив жену и двух сыновей. При содействии Элеоноры Рузвельт ему удалось вывезти их в США, но, по всей видимости, потом они с женой расстались, поскольку Фишер всегда говорил, что предпочитает жить в отелях.

Более всего Фишер был известен благодаря своему участию в Гражданской войне в Испании. Он работал с Хемингуэем, с французским писателем Андре Мальро, с Джоном Дос Пассосом, встречался с Ганди и Черчиллем. Многих знаменитых людей Фишер знал лично. К тому времени, когда они познакомились со Светланой, Фишер издал десяток книг, в том числе, наспех написанную биографию Сталина, законченную в 1952 году, и биографию Ганди. Теперь Фишер был профессором в Принстоне, в филиале Школы общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона. Он излучал спокойствие. История его жизни, напоминающей живую энциклопедию, была интереснее любого романа.

Теперь Фишер сидел напротив дочери Сталина в ресторане в Принстоне. Для него это была интересная возможность. У Светланы можно было получить информацию из первых рук. С самого начала было понятно, что Фишер меньше интересуется Светланой как человеком, чем ее образом как дочери Сталина, благодаря которому она оказывалась в эпицентре событий в истории двадцатого века.