Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

28 июня 1941-го на нашей улице уже стояли немецкие танки.

Немцев до этого дня, я, по детской наивности, представлял «с рогами», как в увиденном мной до войны фильме «Александр Невский». А эти были здоровенные немцы, холеные и шикарные, в красивой черной форме.

В тот же день через город начали гнать колонны пленных.

Двое суток непрерывным потоком через нашу улицу шли в колоннах по четыре ряда кадровые военнослужащие РККА. Шли покорно, среди них было много солдат с кровавыми бинтами. Через каждые 70-100 метров по бокам шли немецкие конвоиры, иногда конвоир был с собакой.

В тех, кто пытался подбежать к колонне и передать пленным кусок хлеба, – конвоиры стреляли сразу и без предупреждения.

29 июня 1941-го уже по всему городу были развешаны немецкие листовки, в которых было написано следующее: «Повешены сто жидов в сквере Юбилейный».

Рядом висел немецкий приказ, предписывающий всему мужскому населению Минска от 15 до 45 лет собраться для регистрации в районе Комсомольского озера.

Там уже стояли пулеметные вышки и огороженные колючей проволокой огромные загоны для людей. Немцы искали евреев, командиров и комиссаров РККА.

На отдельном участке разместили молодых мужчин-евреев, которых вскоре всех расстреляли. Комсостав был сконцентрирован на другом участке, их куда-то угнали. Простых красноармейцев отправляли на улицу Широкую, там немцы позже организовали лагерь военнопленных. Гражданских белорусов отпускали по домам.

Люди в загонах могли только лежать на земле. Тех, кто пытался встать без команды, немцы сразу убивали с вышек. Я несколько раз прибегал к этому лагерю. Первый раз в жизни я увидел там, как немец в упор, с расстояния один метр, выстрелил в живот человеку!

Седьмого июля начался первый организованный еврейский погром в Минске. Местные белорусы водили немцев по домам, указывали, где живут евреи, и немцы хладнокровно убивали евреев. В этот день были убиты многие сотни людей.

Это была «акция устрашения». И сколько еще таких «акций» пришлось испытать в дальнейшем… Двадцатого июля вывесили приказ о переходе всех евреев в гетто в течение пяти дней. Объявили, что те евреи, которые будут задержаны после 25 июля 1941-го за пределами гетто, будут немедленно расстреляны.

И дальше шел по пунктам длинный список немецких требований к евреям Минска. В конце каждого пункта была написано: «За невыполнение – расстрел!» За малейшее неповиновение – расстрел…

На углу улиц Шорной и Республиканской уже были построены вышки для охраны, по периметру гетто была натянута колючая проволока и были устроены ворота с двух сторон гетто. Район Немиги. Улицы Зеленая, Юбилейная, часть Танковой и Коллекторной улиц, 2-я Апанская улица и т. д.

Охраняли гетто местные полицаи.

На этом маленьком клочке города собрали 55 000 евреев. Немцы понимали, что такую большую людскую массу при всем своем желании нельзя разместить на таком небольшом участке, но не расширили и не подвинули границы гетто.

Уже в августе в гетто было согнано 80 000 человек. Из-за стремительного наступления немцев на Минск почти никто не успел убежать на восток.

Теснота неописуемая, в маленькой, как кладовка, комнатке, нас жило семь человек. Среди них – моя сестра с грудным ребенком.

Ее муж Петя Гехт не успел призваться в армию и тоже остался с нами.

Евреев обязали носить круглые желтые заплаты, на спине и на груди.

Мне тогда не было еще и двенадцати лет, и все, что происходило в гетто, я видел глазами ребенка. Но сейчас я буду называть точные даты немецких акций по уничтожению гетто, и эти даты достоверные, можете мне смело поверить.

Эти ужасные страшные дни запомнили навсегда и все выжившие узники гетто.

В августе 1941 г. в гетто были проведены три грандиозных облавы на молодых мужчин. Всех схваченных увезли в пригород и расстреляли.

Вскоре был дикий погром, устроенный белорусскими и прибалтийскими полицаями. Они шли по гетто, убивая всех на своем пути, насилуя женщин.

Этот погром остановился, только когда полицаи устали убивать.

На гетто была наложена огромная контрибуция и захвачены заложники, которые все равно были убиты, даже после того как в гетто собрали контрибуцию.

Периодически в гетто проводились ночные облавы и погромы.

Ночью немцы и полицаи оцепляли определенную улицу, выгоняли всех из домов, сажали в грузовики и вывозили на расстрел. Тогда же в гетто появились машины-душегубки. Евреи стояли по двум сторонам улицы, и немцы отсчитывали по несколько десятков человек и заталкивали несчастных в эти душегубки.

Моя семья как-то попала в такую облаву. Не доходя до нас полсотни человек, немцы закончили загрузку в душегубки. Стало темнеть, и машины выехали из гетто. Единственным выходом выжить во время погромов было создание «схронов», как мы тогда говорили – «малин», всевозможных тайников, в которых могли спрятаться люди во время облав.

Я сделал для нашей семьи и для соседей три таких «малины» в разных домах.

В гетто начался дикий голод. На каждого жителя гетто выдавали эрзац – «хлеб», какая-та смесь с опилками. Давали в день по семьдесят граммов этого «хлеба». Вдруг перестали охотиться за молодыми мужчинами, и через Юденрат предложили мужчинам идти в рабочие команды гетто. Организовали биржу труда.

Многие подумали, что это немецкая уловка, так хотят выявить и добить последних мужчин в гетто, чтобы лишить евреев потенциальных защитников, способных оказать сопротивление немцам.

Но некоторые рискнули, ведь только за пределами гетто можно было раздобыть какую-то провизию на обмене с местными жителями.

Мой зять, Петя Гехт, был столяром, он рискнул и пошел в рабочую команду.

Петя попал на работу в мастерские при гебитскомиссариате, делал фанерные чемоданы для немецких отпускников.

Иногда он брал меня с собой на работу. Командовал всем в этих мастерских фронтовой инвалид, немец по фамилии Штраус. Ходил в зеленой форме с повязкой на рукаве, на которой была написана буква «Z».

В рабочих командах иногда давали поесть баланду! Это было спасением.

Но нередко, под видом набора в рабочую команду, полицаи собирали несколько сотен человек… и везли на расстрел в Тростянец.

В гетто продолжали массово умирать люди от голода и болезней…

У нас оставались папины сапоги. Семья послала меня обменять сапоги на что-то съестное. Ночью перелез через проволоку в «русский район», и в каком-то доме, в темноте, мне насыпали в платок немного муки за эти сапоги.

Приполз обратно в гетто. Посмотрели и увидели, что вместо муки мне насыпали побелку. Дед кричал на меня, а все остальные плакали…

Рабочие команды немцы стали постепенно уничтожать только в 1942 г., а осенью 1943 г. убили последних несколько тысяч живых узников гетто, бывших в этих командах, и само гетто было окончательно ликвидировано.