Михаил Шишков - Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца

Но самое тяжелое только лишь начиналось. Сперва требовалось остановить кровь, и чем скорее, тем лучше – каждая секунда промедления грозила непоправимым. Тяжело даже вообразить, какого напряжения сил стоило перетянуть раненую ногу ремешком от планшета, ни на мгновение не отпуская штурвал. Тем более зная, что малая высота не прощает ошибок…

А затем, шутка ли дело – более двух часов удерживать самолет на бреющем… Нещадно терзает боль, от изрядной кровопотери кружится голова, и так непреодолимо хочется растечься по сиденью, провалившись в предательские объятия сна… Одно спасение – собрав волю в кулак, удерживать контроль над собой. И эта задача оказалась Петру по плечу.

О ранении Стрелецкого мы узнали почти сразу же после того, как его стрелок-радист Иван Трусов, выйдя на связь, сообщил на КП о случившемся. Это тревожное известие заставило всех, кто только мог, собраться на аэродроме, чтобы встретить самолет Петра. Конечно, помочь ему мы были не в силах, но оставаться в казарме в такой момент не хотел и не мог никто.

Раньше всех у КП оказались полковые медики. Они дежурили у своей санитарной машины, не отходя от нее ни на шаг, готовые немедленно оказать Петру необходимую помощь. Мы же нервно прохаживались у посадочного знака, выкуривая одну сигарету за другой.

Свой самолет Петр посадил с ходу, приятно удивив нас точностью и согласованностью своих действий. Машина, пробежав почти до самого конца полосы, немного развернулась вправо и замерла с выключенными моторами. Обгоняя друг друга, мы стремглав бросились к замершему самолету, но добрались к нему лишь в тот момент, когда «санитарка» уже увозила Стрелецкого в медсанбат. Сопровождать своего командира поехали штурман Николай Афанасьев и стрелок-радист Иван Трусов. Как стало известно немного погодя, Петр, нечеловеческим напряжением воли державший себя в руках в течение более двух часов, потерял сознание сразу же после посадки…

…Отважный пилот выжил, но вернуться в строй ему было не суждено – несмотря на усилия медиков, вернуть левой ноге прежнюю подвижность так и не удалось. В последних числах мая 44-го Стрелецкому и его штурману Афанасьеву присвоили звание Героев Советского Союза, после чего по излечении Петра перевели в Москву на должность начальника штаба транспортного полка….

Что до самолета, дотошно осматривавшие его техники обнаружили в нем лишь единственное отверстие, оставленное пулей, угодившей прямо в колено Стрелецкого. «Вот что значит цифра 13, – сразу же заговорили многие. – Как ее ни закрашивай, все равно свое возьмет». – «Ничего подобного, – возражали несогласные. – Проскочить сквозь такой плотный огонь лишь с одной пробоиной – редкая удача. Тем более все живы остались». Прийти к единому мнению, конечно же, так и не удалось, но, как бы то ни было, боевая машина не могла оставаться бесхозной, и ее решили передать Гептнеру.

Надо сказать, отношения Эрика с этим самолетом как-то не сложились. Военная удача словно повернулась спиной к отважному пилоту, скрывая вражеские суда от его орлиного взгляда. А вот немецкие истребители буквально житья не давали. Гоняли так, что мало не покажется. Однажды, то ли в апреле, то ли в мае, сейчас точно не помню, Гептнеру с трудом удалось дотянуть до находившегося на острове Кронштадт аэродрома Бычье Поле, чтобы совершить там вынужденную посадку.

Израненный самолет Эрика требовал сложного ремонта, провести который можно было лишь в «домашних» условиях, но вот незадача: подняться в воздух, чтобы добраться до Каменки, «девятка» была не в состоянии. Чтобы поставить машину на крыло, один из наших «Бостонов» доставил в Кронштадт троих техников, обратным рейсом прихватив с собою экипаж Гептнера. Измученным тяжелым полетом товарищам был крайне необходим некоторый перерыв в боевой работе, поэтому их сразу же отправили в находившийся в Приютино дом отдыха.

Несколько дней спустя меня вызвали на КП.

– Только что сообщили из Кронштадта: «девятка» готова к перелету, – сказал мне Борзов. – Эрика мы, конечно, беспокоить не будем. Так что отправляйся туда и приведи ее домой. Свободных «Бостонов» нет, но я договорился с истребителями, и один из «яков» доставит тебя на место.

Что верно, то верно. Часть самолетов идет на задания, остальные, включая и мой, еще находятся в ремонте… Но, честно признаться, перспектива лететь в, мягко говоря, спартанских условиях кабины истребителя мне не очень понравилась. Точнее сказать, очень не понравилась.

– Товарищ командир, – попытался возразить я, – а штурмана кто привезет?

– Ты что же! – не на шутку рассердился Борзов. – Тут лететь-то всего ничего! От Кронштадта домой сам не доберешься?!

– Прилечу, товарищ командир, – смутился я.

– Ну вот и лети! – строго отчеканил он и, немного задумавшись, совсем другим тоном произнес: – На всякий случай шасси не убирай после взлета, мало ли что.

Отсек кабины истребителя «Як-7», располагавшийся сразу же за сиденьем летчика, худо-бедно, но все-таки позволял разместиться в нем взрослому человеку средних размеров, правда, без парашюта, для которого в этой тесной каморке совершенно не оставалось свободного пространства. «Неужели мне сейчас нужно забираться в эту мышеловку?» – побежал по спине предательский холодок…

– Если, не дай бог, собьют, – задаю риторический вопрос подошедшему пилоту, – ты выпрыгнешь, а мне что делать? Я-то без парашюта лечу…

Стараюсь произнести эту фразу с улыбкой, придавая ей шутливый характер, но, увы, безуспешно.

– Ничего, – отвечает он. – Над водой все равно – есть парашют или нет. Так что оба утонем. – Затем ободряюще добавил: – Но ты не волнуйся, мы быстро проскочим. Недалеко ведь! Да и не впервой!

Сказать по правде, это был один из самых неприятных полетов в моей жизни. Кроме обычных страхов и опасностей изрядно угнетала сама мысль о том, что мне, летчику, приходится находиться в самолете в качестве пассажира. Казалось бы, сомневаться в самой машине нет никаких оснований. Знаешь ведь: ее техник, точно так же, как и твой, заботится о ней больше, чем о себе самом. Да и квалификация пилота никаких опасений не вызывает, уровень его мастерства чувствуется буквально с первых секунд полета… Аккуратно, без резких движений, ведет он свой самолет змейкой, так, чтобы держать заднюю полусферу под неусыпным контролем. Но все-таки боязно как-то, некомфортно…

…Много лет спустя мы с женой летели на отдых в Сочи. И надо же такому случиться, погода в районе аэродрома стала заметно ухудшаться. Я-то знаю, какие ситуации могут возникнуть практически на ровном месте, даже при самых благоприятных метеоусловиях. Сам порой выкручивался только лишь благодаря невероятному везению. Но тогда штурвал самолета, а следовательно, и моя жизнь, находился в моих руках… Наверное, как раз это и не давало мне возможности концентрироваться на собственных эмоциях – считаные секунды, решавшие мою судьбу, требовали действий, не оставляя времени для переживаний… А тут сижу на своем кресле, ум, как говорится, свободен, вот и нервишки начинают пошаливать.