Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Нужда моя растет по часам, я в отчаянном положении, вдобавок еще заболел, какой-то подозрительный кашель начался. Необходимо молоко, но… деньги, денег нет. Милая, если добудете денежки, шлите немедля телеграммой. Нет мочи ждать больше [100].

Правда, вначале оставались надежды на освобождение. Руководство партии приняло решение организовать побег для Сталина и его товарища по ссылке Я. М. Свердлова. Для этого тоже нужны были деньги, однако их все не присылали. Кроме того, о планах побега благодаря предателю Малиновскому была осведомлена полиция. В марте 1914 г. по приказу из Петербурга Сталина и Свердлова услали еще дальше, в маленькое поселение Курейка, недалеко от Северного полярного круга. Причем к каждому был приставлен индивидуальный надзиратель. Шансы на побег почти исчезли.

Для Сталина это был удар. В конце марта 1914 г. он отправил в Петербург рассерженное письмо, укоряя товарищей по партии за многомесячное молчание и требуя ясного ответа: будут ли деньги для организации побега [101]. Несколько недель спустя Сталин, однако, резко изменил свои намерения. В апреле он сообщал Малиновскому:

[…] Новый губернатор переводворил меня на дальний север и конфисковал полученные на мое имя деньги (60 р. в целом). Живем, брат… Кто-то, оказывается, распространяет слухи, что я не останусь в ссылке до окончания срока. Вздор! Заявляю тебе и клянусь собакой, что я останусь в ссылке до окончания срока (до 1917 г.). Когда-то я думал уйти, но теперь бросил эту идею, окончательно бросил [102].

Это письмо Сталина вызывает вопросы. Было ли твердо заявленное нежелание бежать из ссылки рассчитано на полицейскую цензуру? Выражал ли Сталин таким образом недовольство бездействием партийных товарищей? Или он действительно решил остаться в ссылке, осознав тщетность иных надежд? Учитывая, что вопрос о побеге более не поднимался, похоже, что Сталин действительно смирился с судьбой и решил отбыть ссылку до конца.

Несколько событий, случившихся в первые месяцы пребывания в Курейке, предопределили уклад новой жизни Сталина. Сначала он поссорился со своим единственным товарищем по ссылке и соседом по квартире Свердловым. О сути конфликта Свердлов в письмах на волю сообщал без особых подробностей: «Со мною грузин Джугашвили […] Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни. Я же сторонник минимального порядка. На этой почве нервничаю иногда […]» [103]. Некоторые другие свидетельства дополняют картину. По воспоминаниям А. С. Аллилуевой, сестры второй жены Сталина, он позже признавался, что под разными предлогами отлынивал от домашней работы, уборки, топки печи и т. д. Свердлову приходилось работать и за себя, и за товарища [104]. Аналогичные рассказы Сталина запомнил Н. С. Хрущев:

Сталин рассказывал: «Мы готовили себе обед сами […] Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. Большой специальности для этого не требовалось. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я ее назвал Яшкой». Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка и собака Яшка. «Так вот, – говорил Сталин, – Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на земляной пол, собака все вылижет, и все чисто. А тот был чистюля» [105].

Очевидно, что подобные бытовые проблемы не могли не вызвать ссору. Хотя не исключено, что у конфликта были и другие дополнительные причины. Б. С. Илизаров предполагает, что Сталин, страдавший в молодости туберкулезом, опасался вновь заразиться, поскольку у Свердлова туберкулез наблюдался в открытой форме [106]. В любом случае взаимная неприязнь была столь сильна, что Свердлов и Сталин не только переселились в разные дома, но даже перестали общаться. « Ты же знаешь, родная, в каких гнусных условиях я жил в Курейке. Товарищ, с которым мы были там, оказался в личном отношении таким, что мы не разговаривали и не виделись», – писал Свердлов некоторое время спустя жене [107]. Вскоре после разъезда Сталин поселился в доме сирот Перепрыгиных, пяти братьев и двух сестер. Сталин, которому тогда было 35 лет, судя по некоторым документам, вступил в интимные отношения с одной из сестер, 14-летней Лидией Перепрыгиной. Скорее всего, именно по этой причине между Сталиным и охранявшим его стражником вспыхнул конфликт. Дело доходило до драк. Полицейское начальство, однако, приняло сторону Сталина. Возможно, свою роль сыграло то, что полицейским приставом в Туруханском крае был в то время И. И. Кибиров, земляк Сталина, осетин по национальности. Нельзя исключить, что Сталин и Кибиров заключили своеобразное соглашение: в обмен на обещание не бежать из ссылки последовало смягчение режима. Сталина не только не привлекли к ответственности за проступки, но приставили к нему другого, более чем лояльного стражника М. А. Мерзлякова [108]. Много лет спустя, в 1930 г., Мерзляков, которого новые власти преследовали за службу в царской полиции, обратился за помощью к Сталину. «Прошу тов. Сталина, – писал он, – довести до сведения нашего сельсовета о том, что я действительно имел с Вами дружеские отношения во время службы в Туруханском и не делал противодействия […]». И Сталин действительно помог. В его ответном письме Мерзлякову давались лучшие из возможных рекомендаций: «[…] Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки […]» [109].

Пользуясь услужливостью Мерзлякова, Сталин устроился достаточно удобно, насколько это было возможно в ссылке у Северного полярного круга. Он продолжал сожительствовать с Лидией Перепрыгиной. По малодостоверным слухам, у них якобы родился сын [110]. В декабре 1930 г. два брата Перепрыгиных, Ион и Александр, арестованные за службу в белой армии, обратились к Сталину с просьбой о поручительстве. Они напомнили вождю о «прежней дружбе, которую Вы питали к нам», но ни словом не обмолвились о судьбе сестры. Сталин читал это письмо, но помог ли Перепрыгиным, из документов не ясно [111].

Располагая свободным временем, Сталин много рыбачил, охотился, ездил к товарищам по ссылке в соседние селения, принимал гостей у себя, участвовал в курейских пирушках. Его материальное положение несколько стабилизировалось. Главное – прекратились болезни. «Я живу как раньше. Чувствую себя хорошо. Здоров вполне – должно быть привык к здешней природе. А природа у нас суровая: недели три назад мороз дошел до 45 градусов», – бодро сообщал Сталин в одном из писем в конце 1915 г. [112]

Это было своеобразное существование, в котором проявились многие важные черты характера Сталина. Он был неприхотлив, не страдал от брезгливости и вполне приспособился к жизни в суровых условиях. В Курейке, где насчитывалось восемь домов и 67 жителей, Сталин был обречен на одиночество, во всяком случае интеллектуальное. Позже политические противники обвиняли Сталина в растительном существовании, недостойном революционера. «Тщетно стали бы мы искать каких-либо следов его духовной жизни за весь этот период одиночества и досуга», – писал Троцкий о туруханском этапе жизни Сталина [113]. Действительно, в собрании сочинений вождя зияет заметная дыра – ни одной статьи за четыре года, с начала 1913 до начала 1917 г.