Владимир Высоцкий - Владимир Высоцкий: монологи со сцены

А Бизе — Щедрин! А «Анна Каренина»! Давайте восстанем: «Не троньте «Анну Каренину» Толстого! Не имеете права! Руки прочь!»

Кстати, Жюрайтис просто безграмотный человек. Он называет «Пиковую даму» «поэмой». Надо объявлять всесоюзный розыск поэмы «Пиковая дама». Такой поэмы нет. Есть повесть «Пиковая дама».

Жюрайтис пишет: «Теплыми флорентийскими ночами Чайковский плакал над десятками страниц партитуры…» — Десятки страниц партитуры — все равно, что строка в книге, так это мало. А ночи во Флоренции были совсем не теплыми, потому что в одиннадцати письмах из четырнадцати Чайковский жаловался на холод этих ночей. Естественно, по поводу статьи Жюрайтиса написан ответ.

Шнитке — прекраснейший композитор, известный и уважаемый во всем мире человек. А Жюрайтис о нем пишет: «Композиторишка-авангардист…» И откуда он эти слова взял?! Может быть, из времен сорокалетней давности?!

Любимов и Шнитке написали письмо, где очень четко и точно ответили на статью. А как будут развиваться события с постановкой «Пиковой дамы», я не знаю.

Наша трактовка «Преступления и наказания» Достоевского — это совсем новая концепция. Вернее, это концепция Достоевского, но так у нас это произведение не ставили.

Неверно многими понимается образ Раскольникова. Особенно в школе. От некоторых школьных сочинений просто дрожь пробирает. Например тема: «Раскольников — герой нашего времени». Так многие учителя преподают, что Раскольникова заела среда, а сам он — хороший очень. А одно школьное сочинение заканчивалось так: «Правильно сделал Раскольников, что убил старуху. Жаль, что попался».

И я до определенного момента жалел Раскольникова. А Достоевский такого эффекта не хотел. Он все время подчеркивал надменность Раскольникова в общении с людьми. Раскольникова не любили студенты и сокурсники. Каторжники побили его за то, что он не хотел молиться. Какие-то странные вещи, мимо которых обычно проходили.

В нашей инсценировке исследуется проблема молодого человека. Она очень актуальна сегодня в связи с тем, что происходит в мире.

Практически голая, пустая сцена. Все внимание только на страсти и людях. Сцена — открытое пространство. Только жертвы преступления на сцене. Остальное все закрыто. Практически не видно режиссуры.

Я играю в этом спектакле Свидригайлова. Он выходит в этой инсценировке на первый план как постаревший Раскольников.

Меня приглашают в фильмы и в спектакли обычно, чтобы я пел. И даже в роли Свидригайлова, где уж, кажется, петь совершенно невозможно, я пою стилизацию под старинный душещипательный романс. Видимо, Свидригайлов соблазнял свои жертвы этим романсом.

Мы решили: почему бы Свидригайлову не дать попеть и поиграть на гитаре, издеваясь над Раскольниковым. Этот романс написал я:

У Достоевского в дневниках написано, что Свидригайлов должен выглядеть как привидение, как с того света. Он все время о привидениях разговаривает.

Раскольников, например, спрашивает у Разумихина:

— Ты его видел?

— Видел.

— Ты его ясно видел?

— Да, ясно видел.

— Ну, слава Богу, а то мне показалось, что это — привидение.

Трактовка очень любопытная. Нравится — не травится, согласны — не согласны, — это другие вопросы.

Но после фильма «Преступление и наказание» участились убийства старух. А ведь Достоевский считал, что Раскольников мучается не из-за того, что убил, а из-за того, что не смог не переживать, из-за того, что он — не Наполеон.

Поскольку трактовка новая, пресса пока молчит. Они пока не рискуют высказываться.

Меня часто спрашивают, участвую ли я в спектакле «Мастер и Маргарита»? — Нет, я не работаю в этом спектакле по разным причинам. Я должен был играть, но не стал. А репетировал роль поэта Ивана Бездомного.

Сценарий спектакля «Мастер и Маргарита» написал Юрий Петрович Любимов в содружестве с одним инженером. Они написали инсценировку и сделали спектакль. Спектакль был обречен на успех еще до того, как был поставлен. Много в нем сплелось и лично любимовского, и булгаковского, и нашего, театрального. Он сделан как театральная фантасмагория. Любимов взял занавес из «Гамлета», два портрета из «Тартюфа», маятник — из «Часа пик». И все эти декорации удивительно работают в спектакле. Маятник отсчитывает время. А иногда на нем ездит нечистая сила. Занавес превращает некоторые сцены в старинную икону, которая почернела от времени. Например: казнь Иешуа. Угадывается только фигура, но не видно, что происходит. Это очень похоже на старинные потрескавшиеся фрески.

Занавес из «Гамлета» дает возможность параллельного действия, дает возможность играть авторский текст. Например: Бездомный встречается с Мастером в сумасшедшем доме. Бездомный начинает говорить: «В белом плаще, с красным подбоем…» — Мастер продолжает за ним. И дальше — авторский голос, как будто бы голос Булгакова…

Очень мощно звучит музыка Прокофьева. Когда Воланд читает рукопись Мастера, можно показать эту сцену человеку из самого глухого аула, и его прихватит за горло — так прекрасно это сделано. Сочетание музыки и пластики артиста.

На спектакль «Мастер и Маргарита» практически невозможно попасть. Хотя некоторые зрители требуют, предъявляя разные важные документы, чтобы их немедленно пустили на спектакль «Солдат и Маргаритка», в котором, как им рассказывали, показывают голую женщину.

Некоторые только из-за этого хотят прийти в театр.

Но женщина там не совсем голая. Во-первых, раздета она по пояс, а во-вторых, сидит спиной к залу. Спина красивая у Нины Шацкой…

Но я уверен, что большинство зрителей приходят на спектакль не для того, чтобы посмотреть на ее спину, а для того, чтобы увидеть, как сделано всеми нами любимое произведение в этом театре. Мы сделали его без затрат, на старых декорациях.

В нашем театре мы, артисты, имеем счастливую возможность использовать наши творческие привязанности, помимо актерских. У каждого из нас есть увлечение. Кто-то пишет стихи, кто-то пишет музыку, кто-то пишет пародии, кто-то собирает старинные песни, кто-то пишет инсценировки. И мы имеем возможность все это использовать на сцене нашего театра. Редко в театре артисты являются не просто исполнителями. Однажды один остроумный человек выразился так: «Артист — это человек, который произносит чужой текст не своим голосом». В нашем театре мы часто произносим свой текст и своим голосом.

Я вообще больше ценю в человеке творца, чем исполнителя. Если ты к чему-то имеешь отношение, непосредственное, как автор, то ты и играешь по-другому. Поэтому манера игры в нашем театре резко отличается от манеры игры в других коллективах. У нас вы никогда не увидите, что кто-то работает на технике, играет «через губу», как говорится. У нас вы увидите святой актерский пот. Иногда артисты обливаются ручьями пота не оттого, что жарко, а оттого, что они играют с полной отдачей, с полной выкладкой. Мы играем с потом и с кровью, как в последний раз. Вот такая манера игры свойственна нашему театру.