Владимир Высоцкий - Владимир Высоцкий: монологи со сцены

Многие из артистов нашего театра пытаются куда-то простучаться, пробиться, найти себя в искусстве. То, что наши творческие хобби превратились в спектакль, могло произойти только в театре на Таганке.

Сейчас мы в театре ставим пьесу «Пристегните ремни», которую написали в содружестве писатель Бакланов и наш главный режиссер Любимов. Пьеса о КамАЗе. Вернее, не о КамАЗе, а о том, как Любимов и Бакланов пишут пьесу о КамАЗе. В пьесе участвуют Режиссер, Писатель, Начальник Станции. Пьеса странная. Все действия происходят в самолете. Самолет летит, но в самом начале пьесы мы знаем, что он разобьется. Все очень обострено. Через час все эти люди погибнут. Я должен играть в этом спектакле роль Режиссера. Не знаю, буду или нет. В связи со всякими своими делами я одно время перестал репетировать. Тем более, что Любимов поставил мне трудную задачу. Он говорит: «Ты, конечно, можешь играть кого-нибудь другого, а можешь — и меня…»

Я говорю: «Обязательно буду играть вас!» При живом Любимове играть его довольно сложно. Он ведь скажет: «Непохоже!..»

Что вы мечтаете сыграть в театре?

Я ни о чем не мечтаю, честно говоря. Когда заканчивал школу, о чем-то мечтал. А уже что мечтал, то и сыграл. Чего мечтать? На такие вопросы принято отвечать, что я мечтаю сыграть роль своего современника. Но я об этом не мечтаю. Почему моего современника-то? А чем чеховские персонажи хуже? Если хорошо написано, то можно и современника, и кого-нибудь другого. Какая разница?! Не имеет никакого значения, кого ты хочешь сыграть и почему. Самое главное — зачем. Меня не интересует сыграть роль очередную. Это меня не беспокоит. Я просто люблю играть.

Когда висит распределение ролей, я никогда не бегу смотреть, что мне дали. Я говорю без кокетства. Иногда во время спектакля у меня бывает настроение все бросить, извиниться перед режиссером и уйти.

Но когда я играю, я дорожу своей ролью. Люблю роли, которые по своему накалу, по своим возможностям приближаются к тому, что я сам сочиняю. То есть к творчеству.

Вы — великий актер. Какая ваша любимая роль?

Наверное, каждая последняя. Но у меня есть самые любимые роли. Даже не одна и две. Я люблю роли Гамлета и Галилея.

Что вы хотите еще сыграть?

Не знаю. Не могу вам сказать. Хотел бы, например, Калигулу сыграть в пьесе Камю. Да нет, есть много ролей, которые хотелось бы сыграть. Но меня сейчас особенно не интересует, что я буду играть в будущем. Я сейчас хочу больше заниматься писанием. Я раньше говорил, что мне одинаково важно и то, и другое, но теперь мне кажется, что для меня главное — песни и стихи.

У вас в самом деле такой хриплый голос, или вы притворяетесь?

Я не притворяюсь. У меня такой голос от папы с мамой. У меня такой голос с детства. Я ничего с ним не делал. В два года я читал стихи взрослым, и они говорили: «Надо же! Какой маленький, а как пьет!» Но я тогда еще не пил, могу вас заверить! Голос у меня всегда был такой. Я с ним ничего не делал. С годами он стал еще ниже, но всегда был низкого тембра. Это строение гортани. Мне не трудно. Я выдерживаю по многу выступлений очень спокойно. Так же свободно, как люди с чистыми ангельскими голосами. Только они их срывают, а я — нет.

Если бы не артистом, кем бы вы хотели быть и почему?

Я сейчас не могут ответить на этот вопрос. Я бы хотел быть тем, кто я есть. Я мог бы работать в любой профессии, если бы судьба повернулась по-другому. Я уважаю вообще все профессии, если человек в них профессионал. Любую, любую, какую вы ни возьмите.

Если человек — профессионал, то в любой профессии может присутствовать творчество. Я бы мог заниматься любой профессией, если бы была возможность творить в ней.

Какова роль жизненного опыта в художественном творчестве?

Большая роль. Но это только база. Все-таки человек должен быть наделен фантазией для того, чтобы творить. Он — творец. А если он только, основываясь на фактах, рифмует или пишет — реализм такого рода был и есть. Но мне ближе Свифт, Булгаков, Гоголь. Какой такой уж гигантский был жизненный опыт у двадцатишестилетнего Лермонтова? Однако он — творец настоящий и великий. Прежде всего фантазия должна быть, свое видение мира. В общем, все сводится к одному: личность, индивидуальность.

Вот вы говорите, что были только актером, а пишете о таких вещах…

Я считаю, что я был не только актером. Может быть, вы не знаете, кем я был и что я делал.

Вы себе не представляете, как много зависит от того материала, который тебе дали. Сейчас я могу от каких-то ролей отказываться. А когда человек карабкается куда-то наверх, он только набирает, хватает как можно больше всего. Со всех сторон берет: и эту роль, и эту. Даже ту, которая не нравится — лишь бы стать известным. И я брал все в театре, потому что театр — это фабрика. Играешь ту роль, куда поставят. И отказаться не имеешь права.

Как вы пришли в искусство?

Очень простым путем. Почти как все. Закончил школу Художественного театра. Нет, сначала учился, хотел быть инженером. Вернее, не я, а мои родители хотели, чтобы я в МИСИ поступил, что я и сделал для них. Поступил и ушел через некоторое время. Стал учиться во МХАТе. Закончил учиться, начал работать. Все болтался, прыгал, искал куда. В театре Пушкина работал, поступал в «Современник», работал даже в Театре миниатюр. Поступал в театр Маяковского, о МХАТе разговоры шли. Я так болтался, пока не открылся Любимов.

Кто для вас был главным воспитателем?

Я думаю, что больше всего — Любимов. Первым моим учителем был Богомолов. Большой след в моей душе оставил Массальский Павел Владимирович, недавно умерший. Я у него учился. Он — изумительный человек.

Володя, что вы знаете о Театре пантомимы?

Я не знал, что существует театр такой. Вероятно, это какая-то группа. Я точно не знаю, о чем вы говорите. Но в нашем театре, например, есть спектакль «Работа есть работа», который весь сделан на пантомиме. Исполняют это Аида Чернова и Юра Медведев. А помогает им Дима Межевич. Он поет песни Окуджавы. То есть у нас есть целый пантомимический спектакль. В нашем театре есть еще одна пара, у которой есть свои пантомимические номера. Возможно, на какой-то период они объединились, стали коллективом и вы их видели. А о Театре пантомимы в Москве я ничего не знаю. Наши ребята в этом жанре работают поразительно, грандиозно.

Какой спектакль вы больше всего любите?

Я больше всего, безусловно, люблю спектакль «Гамлет». Но если бы я сейчас продолжал играть Галилея в пьесе Брехта, я бы разделил свою любовь на два спектакля. Очень жаль, что мы его перестали играть. Он современный, и звучит прекрасно.