Борис Соколов - Двуликий Берия

Не исключено, что Судоплатов информацию Хейфеца о беседе Рузвельта с президентом Бенешем трансформировал в сообщение о письме Эйнштейна Рузвельту, где великий физик предупреждал об опасности, что Гитлер может получить в свое распоряжение атомную бомбу.

Что же касается Роберта Оппенгеймера, то в документах, приводимых в тетрадях Васильева, наоборот, отрицается какое-либо его содействие в делах атомного шпионажа. Так, в телеграмме Хейфецу от 25 января 1943 г. отмечалось, что «Роберт Оппенгеймер разрабатывается соседями (военной разведкой. — Б. С. ) с июня 1942 г. — его привлечение не представляется возможным». Также Р. Оппенгеймер, который проходит в документах НКГБ как «Химик» и «Честер», ни разу не упоминается в качестве советского агента, равно как и какая-либо информация, от него полученная. Хейфец в отчете писал, что «один из знакомых подготавливал мне встречу с «Химиком», но по разным причинам эта встреча провалилась…». Никаких следов, что Оппенгеймер давал хоть какие-либо сведения советской разведке, а уж тем более устраивал кого-то в Манхэттенский проект по просьбам советских агентов, в архивах СВР нет. А в одном из отчетов 1-го управления НКГБ в июле 1945 г. прямо констатировалось: «Со времени отъезда Харона никакой работы по ХУ на Западе США не велось».

Нет в тетрадях Васильева и выписок из письма Меркулова Берии от 2 октября 1944 г. А ведь 3-й экземпляр этого письма как раз и должен был храниться в просмотренных Васильевым делах 1-го управления НКГБ, причем под не слишком большим грифом секретности. Логично предположить, что этого письма не существовало вовсе.

Зачем же понадобилось Судоплатову преувеличивать роль НКГБ в успехах советского атомного шпионажа, а кому-то еще и подкреплять его утверждения фальшивым письмом? Думаю, все дело здесь в защите чести чекистского мундира. Ведь главный советский атомный шпион, немецкий физик Клаус Фукс, благодаря которому советская атомная бомба была создана за столь короткий срок, по собственной инициативе вызвался сотрудничать с советскими спецслужбами. Причем вышел он не на госбезопасность, а на соседей — ГРУ. На связь с резидентурой НКГБ Фукс был передан только в январе 1944 г., когда решением ГКО все дела по атомному шпионажу были переведены в НКГБ. Получалось, что успех советской разведки в советском атомном проекте — во многом результат случайности. Если бы не Клаус Фукс с его страстным желанием поделиться секретом атомной бомбы с Советским Союзом, то советские физики вряд ли бы сделали бомбу до смерти Сталина. Вот чтобы замаскировать этот факт и выставить в наилучшем свете родной наркомат госбезопасности и самого себя, Судоплатов придумал версию, будто атомный проект был буквально нашпигован советскими агентами и чуть ли не самого Фукса Оппенгеймер брал на работу исключительно по рекомендациям, исходящим от советских агентов. На самом же деле советский успех в деле овладения американскими атомными секретами можно отнести к разряду случайностей. Фукс, как главный теоретик Манхэттенского проекта, обладал полным объемом информации. Все остальные советские агенты в атомном шпионаже играли лишь вспомогательную роль, а Оппенгеймер и Ферми, вопреки утверждениям Судоплатова и неизвестного автора письма Меркулова к Берии, не только не были советскими шпионами, но никогда не давали никакой информации об американском урановом проекте советской разведке.

Как мы убедились, Лаврентий Павлович и его люди начали заботиться об участниках атомного проекта еще до того, как он единолично возглавил его в конце 1944 года. С одной стороны, Берия создавал ученым все условия для работы, обеспечивал максимально возможный комфорт, предоставлял всю необходимую информацию. Но, с другой стороны, Берия постоянно держал под колпаком не только основных участников проекта, но и их родственников и знакомых. В этом было и свое преимущество. На время работы над бомбой все они имели гарантии от преследований карательных органов. Однако ученые прекрасно понимали, что в случае неудачи гнев Сталина обрушится не только на них, но и на их родственников. И это побуждало отдавать все силы делу сотворения нового сверхоружия.

В письме Курчатова от 29 сентября 1944 года говорилось о резкой нехватке урана, месторождения которого в СССР еще не были открыты. В результате для первых советских атомных бомб пришлось использовать трофейный германский уран, а также сырье, добывавшееся в Саксонии, чешских Судетах и в Родопских горах в Болгарии. Но Берия сразу же позаботился о более доступных и более секретных источниках урана. При Совмине было создано главное управление, занимавшееся поиском и обогащением урановых руд. Как вспоминал научный руководитель комиссии по атомному сырью и начальник занимавшегося ураном сверхсекретного спецсектора № 6 Всесоюзного института минерального сырья профессор Михаил Николаевич Альтгаузен, как-то раз в 1945-м он и другие геологи — специалисты по урану были вызваны на совещание к Берии: «Мы привезли с собой образцы урановых руд, разложили у него на столе. И тут же услышали грязный мат — это помощники наркома были недовольны, что образцами поцарапали стол.

Сам Берия был тактичен и внимателен. Обсуждали весь круг вопросов по разведке, добыче и переработке сырья. Совещание началось часов в 12 ночи, а закончилось к 6 утра (все чиновники подстраивались под ночной образ жизни Сталина. — Б. С. ). Нам ни в чем не было отказа — рабочая сила появлялась по первому требованию, продукты и снаряжение выдавались вне очереди. Командировочные, например, нам платили в четыре раза больше, чем другим геологам».

На некоторых урановых рудниках, где руды были особенно концентрированные, а потому опасность заболеть лучевой болезнью — чрезвычайно велика, работали заключенные. Бывший шофер рудника Бутыгичаг на Колыме Петр Хмельницкий вспоминает: «Я работал бесконвойным водителем под номером «3-2-989». Из моей тысячи (номерных «врагов народа» под литером 3–2) за одну зиму 1952 года в живых осталось 36 человек. Умирали от голода, холода, непосильной работы, переоблучения. Если проехать через перевал с символическим названием Подумай, на горном хребте Шайтан встретится самое большое лагерное захоронение, человеческие останки из которого растаскивают звери. Местами дорога изобилует людскими черепами, как яичной скорлупой».

Но на отечественных месторождениях уран стали добывать только в последние годы руководства Берии атомным проектом. Пока же вернемся к истокам «советского Манхэттена».

28 февраля 1945 года за подписью главы НКГБ Меркулова на стол Берии легла докладная записка о ходе работ по созданию атомной бомбы в США, которую Лаврентий Павлович в своей резолюции оценил как «важное». В документе подчеркивалось: «Проведенные силами ведущих научных работников Англии и США исследовательские работы по использованию внутриатомной энергии для создания атомной бомбы показали, что этот вид оружия следует считать практически осуществимым и проблема ее разработки сводится в настоящее время к двум основным задачам: