Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Однако очаровательная девочка с черными локонами по пояс не подходила под определение «он»: она была пройдохой, плутом в юбке. Поездка вместе с отцом в гости к Энгельсу была чем-то сродни обряду инициации для Тусси. Они остановились в доме Энгельса, Лиззи и 7-летней племянницы Лиззи, Мэри-Эллен — и Тусси немедленно стала преданной дочерью Манчестера и самопровозглашенной сестрой фениев. Ирландские страсти в это время вновь начинают закипать — поскольку в лондонской тюрьме Ньюгейт казнен ирландец Майкл Барретт — за подрыв тюрьмы Клеркенуэлл (Барретт стал последним публично казненным преступником в Англии) {59}.

Ирландцы были в ярости после этой казни, и Тусси по-своему переписала «Боже, храни королеву!»:

Кроме того, она начала читать газету «Ирландец», и газетчик благословил ее, сказав, что Тусси «скажет правду про нашу старую страну» {60}. Преисполнившись гордости, Тусси сообщила о своих достижениях Женнихен, которая шутливо пожурила ее за посещение памятного места нападения фениев на полицию и ирландских пабов: «Ты, маленькая бунтовщица! Тебя на днях схватит полиция, а потом осчастливит своим визитом и Энгельса». {61}

Маркс и Тусси провели в Манчестере две недели, и по возвращении Маркс написал Энгельсу: «Туссихен осложнила обстановку в доме, поскольку поет дифирамбы Манчестеру и открыто заявляет о своем желании вернуться туда, как можно скорее». {62} Когда Женнихен начала упрекать ее в том, что Тусси променяла ее на ирландцев и не выказывает должного уважения к «китайскому императору», девочка ответила: «Раньше я поклонялась одному человеку, теперь я поклоняюсь нации». {63}

Однако на север ее влекли не только ирландцы. Тусси очень любила Энгельса, у них была очень тесная эмоциональная и интеллектуальная связь, похожая на ту, что испытывал много лет назад ее отец. Энгельс послал Тусси 6 писем, и Маркс сообщил ему, что Тусси знает их наизусть {64}.

Детское желание Тусси поскорее покинуть Вилла Модена больно ранило Женни и Маркса, чего Тусси, конечно, не понимала. Дети покидали гнездо. Поль только что сдал экзамены и стал членом Королевской Хирургической коллегии (которую Маркс язвительно называл «бюро патентов на убийство людей и животных» {65}), и они с Лаурой собирались вернуться в Париж.

Женнихен тоже объявила о своем отъезде. Втайне от родителей (хотя Лауру и Ленхен она в свои планы посвятила) она приняла место гувернантки в одной шотландской семье в Лондоне {66}. Вероятно, Женнихен больше не могла жить в доме, будучи полностью зависимой от родителей, после замужества Лауры — отсутствие в доме ее младшей сестры постоянно напоминало ей, что она ничего не достигла, хотя мечтала достичь всего .

Маркс познакомил своих дочерей с бескрайним миром литературы, политики, истории и науки — и, тем не менее, казалось, ожидал, что они будут смирно сидеть дома, ожидая появления мужа, который уведет их в другой такой же дом. Примечательно, что Маркс не признавал — возможно, просто не мог признать — их стремление представлять из себя личность.

В случае с Женнихен Маркс пытался обвинить ее в желании получить работу, несмотря на недомогание матери — и сделал все, чтобы избежать возможного ущерба, изучив договор и убедившись, что он не содержит жестких обязательств. Демонстрируя оскорбленное до глубины души самолюбие буржуа, чья дочь решилась замарать руки трудом, он писал Энгельсу: «Хотя этот вопрос меня крайне смущает (мое дитя должно учить маленьких детей день напролет) — мне нет нужды пояснять — я согласился на это, так как полагаю, что Женнихен полезно отвлечься от постоянного давления, да и просто вырваться из этих четырех стен. За последние годы характер моей жены совсем ухудшился — это понятно, учитывая обстоятельства, но от этого не легче — и она изводит детей постоянными жалобами, раздражением и плохим настроением, хотя вряд ли чьи-то еще дети могли бы переносить это столь добродушно. Однако всему есть предел! » {67}

Женнихен уехала в январе. Расставание с любимой дочерью, да еще так быстро после отъезда Лауры, стало для Маркса жестоким ударом. Он все еще находил утешение в веселой суматохе игр Тусси, натыкался на ее питомцев, кошку и собаку в стенах опустевшего дома, но привычная суета стихла с отъездом двух молодых женщин, которых он до сих пор считал своими маленькими девочками. Его дочери были его верными друзьями во время бесконечного бегства из одной страны в другую. Окруженный своими детьми, Маркс и сам был игрив, как ребенок (он часто говорил, что дети — его лучшие друзья), и их отсутствие повергало его в тоску.

Погода, казалось, отражала его настроение. Лондон погрузился в густой туман, и Маркс оказался замурованным в своем доме, в плену простуды и воспоминаний {68}. Что за прекрасный сюрприз! Лафарг написал ему из Парижа 1 января, что Лаура родила сына. Маркс пишет Энгельсу: «С Новым Годом! Из письма Лафарга, которое я прилагаю, ты узнаешь об особом новогоднем подарке для меня — я стал дедушкой!» {69}

Весь дом пришел в небывалое возбуждение по поводу появления на свет маленького мальчика с большим именем: Шарль Этьенн Лафарг. Тусси нарядила кошку и таскала ее повсюду, объявив, что это «маленький человечек» — отложив на это время игру в заговор фениев и планируя выкрасть новорожденного у счастливых родителей. Женнихен шутливо предупредила Лауру о плане Тусси, процитировав младшую сестренку: «Если бы я только смогла забрать Мастера Лафарга у стариков [Лауры и Поля] и оставить его себе!..» {70}

Женни сильно задело то, что ее не позвали в Париж, чтобы присутствовать при рождении ее первого внука, тем более, что друзья и знакомые постоянно спрашивали, почему она еще не там (не говоря уж о вопросах насчет крещения малыша). {71}

Восторженные родители дали мальчику прозвище Фуштра (Foucht-ra), что на диалекте французской провинции Оверни означало либо «глупый мальчик», либо не слишком вежливый возглас разочарования. Лаура сообщила, что внешне он похож на Маркса, но пока непонятно, станет ли он «Фихте, Кантом или Гегелем». Несмотря на это, Маркс был вне себя от радости по поводу появления самого юного члена семьи, тем более — мальчика. Действительно, в январе 1869 дом Марксов казался опустевшим, как никогда, но рождение Фуштра было верным признаком того, что наступающий год станет удачным для семьи. Минувшей осенью Маркс получил письмо, в котором говорилось:

«Значение вашей последней работы — «Капитал. К критике политической экономии» — побудило одного из местных издателей (Н. Полякова) заказать его перевод на русский язык».