Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Однако вскоре Фрейлиграты переехали в Швейцарию, и Марксы переехали из Буа-Соваж в освободившийся после их отъезда дом. В мае они снова переехали в пригород к востоку от Брюсселя, близ Порт-де-Лювен {12}. У них была 1000 франков, присланная Энгельсом, Юнгом и другими людьми, поддерживавшими их на родине, и потому они могли заплатить за аренду дома (владельцем которого был один бельгийский демократ) на рю де Альянс, в рабочем районе, где была публичная библиотека {13}. По сравнению с их квартирой на рю де Ванно в Париже, этот дом был тосклив и мрачен. Потемневшее от копоти и сажи трехэтажное здание стояло на улице, сплошь усеянной мелкими торговыми лавками и кустарными мастерскими. Но Женни, казалось, нисколько не расстраивало ее убогое жилище; постепенно вокруг них начал собираться круг друзей.

Бюргерс, журналист, ехавший с Марксом в Брюссель, поселился рядом {14}, так же как и другой немецкий журналист, Карл Хайнцен, которого Маркс знал еще по Кельну (и даже однажды взял в заложники во время хмельной вечеринки) {15}. Мозес Гесс и его возлюбленная Сибилла Пеш (неграмотная женщина, рабочая с фабрики, которую он встретил в Кельне) арендовали квартиру через два дома от Марксов {16}; бывший прусский лейтенант, социалист по взглядам, Йозеф Вейдемейер (Маркс называл его Вейвей) временно поселился у Марксов {17}. Однако самые важные друзья, по сути ставшие членами семьи Маркса, прибыли в апреле. Одна из них — Елена Демут, другой — Энгельс.

Елену в семье Маркса называли по-разному, но чаще всего — Ленхен. Она была на 6 лет моложе Женни и на 2 — Карла. Родом она была из деревни неподалеку от Трира, одна из семерых детей местного пекаря. Ленхен прислуживала в доме Вестфаленов с 11 лет и практически выросла на глазах у Женни, ее брата Эдгара и Карла Маркса, хотя в ее обязанности входило ухаживать за детьми хозяев {18}. В апреле 1845 года мать Женни отправила 25-летнюю Ленхен в Брюссель для помощи Женни, поскольку сомневалась, что та в одиночку справится и с маленькой дочерью, и с новорожденным. Каролина фон Вестфален передала дочери, что посылает самую лучшую помощницу, ближе и преданнее которой только она сама {19}. Белокурая и голубоглазая Ленхен взяла на себя управление хозяйством, тем самым дав возможность Женни спокойно доносить ребенка и помочь Карлу в его работе.

Неясно, каких политических взглядов она придерживалась до приезда в Брюссель, да и вряд ли она когда-нибудь о них говорила, однако в доме Маркса она быстро примкнула к коммунистам и социалистам из компании Маркса и Женни и начала вполне сознательно участвовать в социальной жизни. С весны 1845 года Ленхен становится фактически членом семьи, платя ей за это бесконечной преданностью. Один из современников рассказывал, что ей несколько раз делали предложение, но она всегда отказывалась выходить замуж, посвятив себя семье Маркс {20}.

Приезд Ленхен стал большой удачей: она приехала, чтобы обеспечить порядок в доме, в то время как Энгельс, казалось, явился, чтобы его разрушить. Он арендовал дом по соседству, но, судя по всему, большую часть времени проводил в доме друга {21}. С тех пор как он оставил Париж 8 месяцев назад, Энгельс успел пожить с семьей в Бармене, закончить свою книгу «Положение рабочего класса в Англии» (в которой, как он сказал Марксу, обвинил английскую буржуазию в убийстве, грабеже и других преступлениях, совершаемых в массовом порядке на фабриках и заводах, в том числе и принадлежащих отцу Энгельса) и поссориться со своим отцом. То, кем стал его сын, совершено не устраивало Энгельса-старшего, и, чтобы успокоить его, молодой человек согласился вернуться к работе на фабрике во время своего пребывания дома {22}. Однако он писал Марксу: «Мне это опротивело раньше, чем я начал работать: торговля — гнусность, гнусный город Бармен, гнусно здешнее времяпрепровождение, а в особенности гнусно оставаться не только буржуа, но даже фабрикантом, то есть буржуа, активно выступающим против пролетариата. Несколько дней, проведенных на фабрике моего старика, снова воочию показали мне всю эту мерзость, которую я раньше не так сильно чувствовал» {23} [26] Русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 27. .

Он ушел с фабрики, сказал отцу, что не желает больше иметь ничего общего с семейным бизнесом, и вместе с Мозесом Гессом начал коммунистическую пропаганду в Рейнланде {24}. Активность Энгельса вскоре привлекла внимание полиции, и в полицейских отчетах он фигурирует как «оголтелый коммунист, выдающий себя за литератора» {25}. Отец боялся, что вслед за этим последует и ордер на арест, и, чтобы избежать позора для семьи и страданий о судьбе сына, дал ему денег на отъезд в Брюссель, что было Энгельсу очень на руку, поскольку именно туда он и собирался {26}.

Еще накануне приезда он писал Марксу, что хотел бы отставить в сторону «теоретическую болтовню» и обратиться к реальным проблемам реальных людей {27}. Его книга о рабочем классе Англии должна была быть опубликована в Германии в мае, и Энгельс сообщил, что с радостью будет перечислять полагающиеся ему роялти на счет семьи Карла, что поможет им вылезти из финансовой пропасти; самому ему с лихвой хватало денег, которые выделял ему отец {28}. В то же время он был равно готов и к работе, и к новым провокациям. По его словам, он так хорошо вел себя в Бармене, что боялся: «Всевышний прочитает мои труды и призовет меня на небеса» {29}.

Маркс был счастлив появлению такого энергичного компаньона, а Женни — рада встрече с другом своего мужа (будучи на 6 лет моложе ее, до сих пор он знал Женни только под довольно строго звучащим именем «мадам Маркс»). Если Энгельс планировал работать вместе с Марксом, ему предстояло работать и с Женни. Она по-настоящему стала «правой рукой» своего мужа — как когда-то в своих экзальтированных фантазиях о том, как он потерял руку на дуэли и не может писать. Теперь жизнь стала намного легче, потому что их дом стал центром притяжения для всех их соратников, и Марксу больше не было нужды уходить на собрания и встречи, как он это делал в Париже. Теперь все встречи проходили у них, и Стефан Борн, 23-летний немецкий наборщик, с которым они познакомились в Брюсселе, отмечал: «Я редко встречал такие счастливые браки, в которых радость и страдание были поделены поровну, а все скорби преодолевались сообща, в сознании полной и взаимной зависимости. Кроме того, я редко встречал женщин, которые были бы одинаково привлекательны и внешне, и внутренне в такой степени, как мадам Маркс» {30}.

Их маленькая колония жила в полной гармонии, каждый сочувствовал другому и, как вспоминала Женни, всегда был готов поделиться своими скудными средствами. Успех одного становился общим успехом. Они вместе обедали, вместе танцевали и вместе выпивали под роскошными хрустальными люстрами брюссельских кафе {31}. В этих кафе немцы встречали беженцев из других государств, которые рассказывали те же истории о растущей нужде и невозможности вернуться на родину.