Игорь Оболенский - Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико

Эка услышала, изумилась: «Нани, что ты говоришь? Это же не ты!» Но я не остановилась: «Ты знаешь, почему мне завидуешь? Потому что я пошла вперед, а ты осталась на месте».

А потом она ушла из жизни. Бог видит, я не вру — мне было жалко ее.

Такой уж я человек. Могу очень долго терпеть. Но когда дойду до точки кипения — все! Ничего не помогает!

Что бы ни сделал потом тот человек, он для меня пропащий. Так было с моим руководителем, с этой девочкой и с мужем.

Я не ссорюсь, но делаю вывод — и все! На грузинском есть хорошее выражение: «Твоя злость к тебе возвращается».

Меня очень легко обмануть. Я же по себе людей мерю, всем доверяю. Но в работе, конечно, всякое случалось. Ну, например, зовут тебя на концерт, а потом этот человек исчезает. Но если кто-то меня обманывает, то потом этот человек навсегда уходит из моей жизни.

Бывает побуждение что-то сказать в ответ. Но сдерживаюсь и потом очень сама себе за это благодарна.

Вообще у меня хорошая интуиция. Даже очень. В свои годы я хорошо вижу и чувствую человека. Плохих стараюсь к себе не подпускать. По-моему, получается.

А вот в жизни личной гладко складывалось, конечно, не все. Но это тоже вопрос судьбы. Важно иметь хороших друзей. Я не думаю о плохом, стараюсь убедить себя, что все люди вокруг тоже хорошие. И в итоге жизнь каждому воздает. Когда кто-то делает что-то плохое, я удивляюсь — почему человек не боится? Ведь все вернется…

Свое первое звание — заслуженной артистки Грузии — я получила, когда мне было 32 года. Спустя пятнадцать лет стала народной артисткой СССР.

Я понятия не имела о том, что мне собираются присвоить это звание. На тот момент из эстрадных артистов народными СССР были только Клавдия Шульженко и Леонид Утесов.

У нас с Медеей Гонглиашвили был один знакомый иностранец, который жил то в Цюрихе, то в Париже, то в Америке. И вот однажды он предложил мне выступить в посольстве США в Москве. Я уже собиралась вылетать, как мне позвонил один из высокопоставленных друзей и посоветовал не петь у американцев.

Я даже испугалась — что же я такое там натворила. Но он успокоил, мол, ничего плохого не произошло, скорее, наоборот, но деталей пока сообщить не может. Просто посоветовал под каким-нибудь предлогом отменить концерт.

А потом мне позвонили и сказали, что мне присвоили звание народной артистки СССР. Деталей, как все было, я не помню. Но весь Советский Союз прислал мне поздравления: кто-то звонил, кто-то слал телеграммы.

Наверное, это было искренне. А меня беспокоило только одно — оправдаю ли я это звание? Когда перед началом концерта меня объявляли, я волновалась — теперь же надо петь еще лучше.

Изменения коснулись в основном материальной стороны дела — стала выше ставка за выступления, в гостиницах давали хорошие номера.

Я ведь в каких только гостиницах не жила! Но всегда старалась сделать их уютнее. Если было можно, даже переставляла мебель.

В «люксе» со мной, как правило, селилась и Медея Гонглиашвили. Ей же «люкс» не был положен. А в простом номере она жить отказывалась.

А потом мне надоело зажимать себя.

Она вообще довольно ревниво относилась ко мне. И если после концерта ко мне приходили за кулисы с какими-то добрыми словами, я всегда глазами подавала знак, чтобы комплименты сказали и Медее.

А то ведь в нашей армии маршалом была Медея, а я — солдатом.

Но я, конечно, за многое благодарна Медее. Если бы не она, может, я и не стала бы тем, кем стала. Спасибо ей большое…

Именно она заставила меня выйти на сцену. И играла она так, как никто, потрясающе.

А вы знаете, между прочим, что у нас репетиций, как правило, не было. Она звонила мне, я ей по телефону пела, а она подыгрывала. Потом уже встречались в Москве. Никто не поверит, но это так.

Я всем рассказываю, что когда начала с ней вместе выступать, то забывала слова. И Медея все время подсказывала. И не только она, весь зал.

Помню, должна была петь на стихи Бориса Пастернака «Свеча горела». Вышла на сцену после долгого перерыва. Медея начала играть. А я, как всегда, забыла слова. Подумала, зал, конечно, знает стихи. Подошла к рампе и сказала: «Умоляю вас, подскажите, как начать». И весь зал хором заговорил, я ничего не разобрала. Попросила: «Подождите, дайте кому-то одному сказать. Вот вы скажите, пожалуйста…»

А в другой раз был мой творческий вечер. Все поначалу шло очень хорошо. Но под конец, когда я должна была спеть один романс, самый последний — опять забыла слова. Хожу по сцене, хожу, кривляюсь, а Медея играет. Я подхожу к ней и по-грузински спрашиваю: «Медея, как начинается песня?» И вдруг слышу в ответ: «Какие слова, я мелодию забыла…»

Медея уже ушла… Она раньше вела дневники и обещала их опубликовать. Мама говорила, чтобы я тоже делала записи. А я о таких вещах никогда не думала. Даже сейчас сомневаюсь — а нужны ли мои воспоминания кому-нибудь? Достойна ли я этой публикации?

Для меня всегда было важнее всего, чтобы то, что я делаю, оценили профессионалы. Такие люди, как Мстислав Ростропович, Владимир Спиваков, Юрий Башмет, Галина Вишневская.

Я с ними несколько раз встречалась. И было чувство, что мы давно знакомы и я для них ближайший человек.

Ростропович — выдающийся музыкант и личность. При этом — простейший человек. Потрясающий юмор, любовь к жизни, глубина понимания музыки. Ничего не боялся. Один только поступок — взять к себе Солженицына! В то время, когда с тем даже поздороваться боялись.

Ростропович любил Родину и потерял ее, а это ведь самое дорогое. Потерять Родину — самое страшное чувство. Такое же ужасное, как потерять своего ребенка.

Для меня шоком, конечно, было 9 апреля 1989 года. В этот день у папы был день рождения. Мы тогда жили на улице Плеханова, к нам пришли гости. А уже 10-го я летела в Америку и мне было страшно за свою страну!

Я это пережила очень тяжело. Все время молилась в течение месяца — 7 раз в день. Как будто приблизилась к Богу. И увидела странный сон. Мне было видение — открылась стена, и вышел Бог с Божьей матерью. Он проходил мимо меня, а я сидела за столом, и первое, что спросила: «Что будет с Грузией?» И Он ответил: «У вас столько грехов, что вы не знаете, сколько вас еще ждет бед».

И я проснулась. Потом было землетрясение в Раче, потом что-то еще… И мне казалось, что это и есть воплощение Его слов. Но оказалось, все было подготовкой к этой войне. Хуже ничего не может быть.

Бывает, что мои сны сбываются. Как будто вижу предупреждение. Не часто, но такое бывает. Например, в юности я летала в облаках и видела звезду. Мама говорила: «Это значит, что ты многого достигнешь».

Много было интересных встреч. Ко мне хорошо относилась Наина Ельцина. И Борис Николаевич тоже. Когда он перестал быть президентом, я несколько раз с ним встречалась.