Капка Кассабова - Двенадцать минут любви

— Видите солнце? Ему поклонялись инки, и именно здесь христиане и инки породнились, естественно, свадьба не обошлась без крови.

А вот мы снаружи. На крыше:

— Отсюда можно заметить, что церкви расположены по направлению к солнцу.

Я киваю и улыбаюсь, опьяненная облаками, горным воздухом и солнечным светом.

А сейчас закат (на экваторе он всегда строго в шесть вечера), звонят церковные колокола. Мы стоим на Плаза Гранде среди пальм, голубей, нарядно одетых людей и чистильщиков обуви. В XVI веке в этом месте зародился колониальный Кито и отсюда же стартовала первая экспедиция вглубь Амазонки.

Внезапно Хулио снимает панаму и начинает петь: Volveeer… sentir… vivir …

Это слова знаковой песни Гарделя 1935 года Volver («Возвращаться») о возвращении сквозь «снега времени», об ощущении, что двадцать лет — всего лишь миг, и о жизни среди своих демонов.

Хулио исполняет всю песню — строчку за строчкой, то взбираясь на лавочки, то спускаясь с них и гоняя толстых голубей. Я смеюсь и подпеваю, не обращая внимания на то, как выглядим со стороны мы сами: гринго и эксцентричный местный аристократ, размахивающие панамами. Все останавливаются, чтобы посмотреть на нас: мальчишки — чистильщики обуви, прогуливающиеся господа, хихикающие тинейджеры, два босоногих францисканских монаха в конопляных рясах, даже облака, кажется, замерли.

— Спасибо, Карлито, — Хулио салютует небесам и живущему там святому покровителю исполнительского танго, целует мою руку и раскланивается перед публикой на площади. Наша прогулка продолжается. Минуем монастырь Консепсьон.

— Капка, вы олицетворение музыки танго, — говорит Хулио, восстанавливая сбитое дыхание. — Женщина мира, куда бы вы ни направились, всегда будете одновременно и местной, и чужой. А теперь пойдем ужинать. Я знаю, что сегодня День святого Валентина, и вы предпочли бы провести его с молодым жеребцом, а не со мной, пожилым дядькой, но нельзя уехать из Эквадора, не отведав супа ягуарлокро!

Знаю, знаю этот кулинарный шедевр из кукурузы и кровяной колбасы, плавающих в подозрительном бульоне, напоминающем о резне при Ягуаркоча, когда озеро окрасилось в алый цвет от крови убитых инками кечуа. Ужасные вещи случались здесь и до прихода конкистадоров.

— С удовольствием, — улыбаюсь я, готовая хоть стельки жевать, лишь бы оставаться подольше в компании Хулио.

— Но сначала ответьте: вы загадали желание?

— Да, спасибо вам.

Я буду возвращаться . Я буду чувствовать . Я буду жить .

— Так и знал! Обычные девушки подчиняются обстоятельствам, которые в итоге и становятся их жизнью. Но женщина мира выбирает свой путь.

Не понимая до конца, кто же такая — женщина мира, но, памятуя о сказанном, первое, что я делаю, вернувшись в Эдинбург, — обращаюсь к танцу мира.

Нетвердая походка, под ложечкой сосет… Я стою перед красными вельветовыми портьерами клуба, гадая, что ждет меня за ними. Меня не было полгода. Вернулась я загорелая, стройная, преисполненная энергии тропических соков, но, судя по четырем сотням песен в стиле танго, рассказывающих о возвращении, легко оно никому и никогда не дается.

Тоби Моррис вышел из своей диджейской кабинки, крепко меня обнял.

— Добро пожаловать домой.

И никаких расспросов.

Воистину, мой дом и моя жизнь принадлежат этому театру притворства. «Реальная» жизнь разрушилась, но «иллюзорная» милонга в крепком каменном шотландском здании под викторианскими сводами продолжается. По-прежнему надо при входе опустить в коробочку три фунта, чтобы получить билет на противоположную сторону Стикса. По-прежнему звучит музыка. По-прежнему танцуют пары. Налить воды можно в соседней комнате, где по-прежнему обмениваются обувью и сплетнями. Худо-бедно семья в сборе, плюс-минус одна пара (слава богу!).

Кто-то кивает из противоположного угла и направляется ко мне. Мешковатые джинсы, кашель заядлого курильщика. Это Джошуа, мы поддерживали с ним связь все последние полгода.

«Мне так много надо сказать тебе… о танго», — писал он.

Наши письма всегда были о танго. О том, какая музыка играла в Counting House в воскресенье. Что значит танцевать, повинуясь мелодии, а что — повинуясь ритму. (Он предпочитал последнее.) Что я думаю о танце, попадающем в ритм или чуточку отстающем. (Никаких мыслей, я просто хочу, чтобы меня умело вели.) Джошуа явно сдал экзамен на танго-зависимого.

И сейчас, спустя шесть месяцев после танца прощания, я танцую с ним свое первое танго возвращения. По понедельникам мы стали вместе ходить на практику, по выходным — на специальные мастер-классы по милонге с приглашенными парами. Мы танцуем первые десять, средние пятнадцать и последние три мелодии. Мы не покидаем территории множественных тангазмов, и я отчаянно напоминаю себе, что танго — искусство, не секс. Да, искусство, создаваемое вашим телом и телом партнера, но не секс.

(Пауза . Одна тангера — не будем называть имен — рассказывала, что как-то раз, танцуя с незнакомцем в Париже, испытала настоящий оргазм. Не тангазм, а оргазм, в чем была вполне уверена. Не хочу вдаваться в подробности, скажу только: на танцполе оргазм — неуместная разновидность тангазма. Не наоборот.)

Музыка стихает, и мы отступаем друг от друга.

— Спасибо, — меня трясет, как бесноватую. — Было здорово.

— Тебе спасибо, — он улыбается в пол, доставая дрожащими пальцами сигарету.

Мы расходимся в противоположные концы зала к нашим стульям.

Все дальнейшее неизбежно, потому что это не просто влечение, а роковое танго-влечение. В чем разница? Когда простое влечение из мечты становится реальностью, вам хорошо, вы удовлетворены и даже рассказываете друзьям. Когда роковое влечение «претворяется в жизнь» — а случается это всегда, иначе бы оно так не называлось, — то с самого начала все воспринимается как беда. Беда из серии: о чем вы хотели, но боялись спросить. А роковое танго-влечение? Ну, это роковое влечение под самый прекрасный в мире аккомпанемент.

В Шотландии сейчас весна, деревья начали распускаться под еще холодным голубым небом. Джошуа помогает мне упаковывать прошлую жизнь в коробки. На сей раз я переезжаю не на другой континент, а в новую квартиру, и при переезде некоторые вещи исчезают, например, мандала Черного Пса. Джошуа рядом, чтобы протянуть руку помощи, заключить в крепкие объятия, приготовить мне еду. Он появляется перед милонгой с пучками редиски и с рассветом уезжает обратно за город ухаживать за садом. Потом снова возвращается вечером, едва стоя на ногах от усталости, но при этом всегда находит силы для танца. Наша плотская любовь примитивна настолько, что почти духовна. Мы гуляем по ночным улицам, видим цветущие деревья, шпили, мечтательно прорезающие серо-розовое небо вновь любимого города; чувствуем запах свежей травы. Это экстаз.