Александр Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Таким образом, следует предположить, что стилистика отношений между Григорием и Николаем (а возможно, и Александрой Федоровной) в течение первого военного полугодия все же изменилась. С одной стороны, в ответ на требование Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича удалить Распутина из Петрограда Николай традиционно отмолчался, но, с другой стороны — возможно, впервые за всю историю их отношений, — отчасти поставил на место Григория, властно ограничив репертуар его высказываний.

Поняв, что антивоенные эскапады рискуют обрушить его статус фаворита, Распутин, судя по всему, предпринял энергичные усилия, чтобы «подладиться» под Николая.

Как свидетельствовала неназванная собеседница Мориса Палеолога, 25 сентября 1914 года Распутин заявил ей буквально следующее: «Я в восторге от этой войны, она избавила нас от двух великих бедствий: от пьянства и от немецкой дружбы. Горе царю, если он остановит борьбу раньше, чем Германия будет раздавлена»178.

Судя по всему, Распутин довольно быстро понял, что в сложившихся условиях, дабы окончательно не потерять расположение царской четы, необходимо прищемить хвост собственной гордыне и даже собственному пониманию того, откуда исходит главная опасность для монархии и государства в целом. Распутин убедился в том, что пытаться повлиять на Николая в тот момент было совершенно бесполезно. Хотя император по-прежнему нуждался в периодических утешениях со стороны Нашего Друга, но, быть может, впервые за всю жизнь Николай вдруг ощутил мощную поддержку со стороны общественности, которая на первых военных порах решительно сплотилась вокруг трона. Это до известной степени опьянило Николая, придало ему кратковременное ощущение возросшей внутренней независимости, в том числе от Распутина.

«Николай упивался народной любовью, не понимая, что не его личная популярность, а военная лихорадка покончила с внутриполитическими неурядицами. Он был совершенно убежден в правильности своей позиции. <���…> Николай был опьянен даже не столько победами на фронте, сколько самим собой в образе воителя, исполненного силы. <���…> Насколько я помню, то был единственный период, когда царь по-настоящему холодно относился к отцу»179. Говоря о «по-настоящему холодном отношении», Матрена, конечно же, неоправданно сгущает краски. Но то, что масштаб влиятельности Распутина во дворце в эти месяцы резко уменьшился, — в этом вряд ли приходится сомневаться.

Для своенравного истероида Григория Распутина такое унизительно конформистское положение было равносильно катастрофе. Стресс, пережитый в результате покушения и еще не до конца преодоленный, многократно усилился. У «старца» начала развиваться выраженная невротическая депрессия.

«Папа был уже не тот, что прежде… — вспоминает это время Матрена Распутина. — Его выздоровление от раны затянулось — я уверена, что виной тут был удар, нанесенный царем. Иногда чувствовалось, что отец не хочет выздоравливать. Я также уверена, что рана от слов царя оказалась глубже, чем от ножа»180.

Григорий вступил в период «темной ночи души», мерил комнату шагами, мучился, ожидая, что царское расположение вот-вот вернется в полном объеме. «Дело усугублялось тем, что вместе со здоровьем из отца уходила и способность исцелять людей. <���…> Отец молился с прежним рвением… Молитвы оставались без ответа».

Утрата безоговорочного доверия и почитания со стороны Николая лишила Григория главной — по сути, единственной — опоры, на которой зиждились его относительный душевный покой и социальный статус. Его главной черте характера — нарциссическому самолюбию — был нанесен сокрушительный удар. Одновременно исчезали уникальные условия для его более или менее адаптированного существования в обществе.

Будучи истероидным психопатом, Распутин мог вести себя социально сбалансированно лишь в исключительно благоприятном — «оранжерейном» — коммуникативном микроклимате. Распутину требовалось, чтобы его окружали люди, которые, во-первых, готовы были бы принимать его поведенческую патологию в качестве нормы, а во-вторых, прочно ограждали бы его от возможной агрессии извне, со стороны «большого социума».

Оставшись без полноценного монаршего благоволения, Распутин в психологическом плане лишился защитного панциря. Узкий круг фанатично преданных ему поклонниц и поклонников, которые сами нуждались в душевном протекторате со стороны «старца», паллиативом утраченной царской эгиды служить не мог. Психологический удар, нанесенный царями Нашему Другу, спровоцировал у него развитие процесса психопатической декомпенсации, одним из ярких проявлений которого явились продолжительные депрессивные переживания.

Психопатическая декомпенсация, помимо развития депрессии, характеризовалась острым душевным кризисом и саморазрушающим стремлением Распутина изменить ход событий за счет активного проявления именно тех качеств, которые изначально вызывают у окружающих наибольшее раздражение.

Именно в этот — военный — период «старец» совершает все свои наиболее экстравагантные и шумные выходки, в которых обычно усматривают проявление его «безудержной натуры», но которые в действительности явились следствием наступившего внутреннего душевного разлада и которые в конце концов подвели Григория Распутина к финальной трагической черте.

«Пытаясь заглушить боль и стыд, — вспоминает Матрена, — отец начал пить. Это приносило лишь временное облегченье. Чем больше он пил, тем больше ему приходилось пить, чтобы загнать боль поглубже. Все это подрывало его физические и духовные силы»181.

«В муке он выкрикивал последние 7 слов Христа. И в отчаянии бросался к дверям и ехал на „Виллу Родэ“. Там были приятели и вино, там он танцевал и слушал дикую, иногда странным образом успокаивающую, завораживающую цыганскую музыку»182.

Все попытки Авдотьи Бекешовой отвлечь Григория от мрачного разгула оставались безрезультатными, хотя ей, по словам Матрены, «удавалось хотя и немного, но все же сдерживать его». В конце концов Дуня предложила Распутину уехать в Покровское. «Но отец не желал отдаляться от царской семьи», поскольку единственным, что могло его по-настоящему спасти, было возвращение прежнего статуса.

Вскоре Дуня была вынуждена уехать в Сибирь к умирающей матери. «Отец пошел, что называется, вразнос. <���…> Когда Дуня вернулась после похорон матери, то увидела исхудавшего, похожего на покойника человека, обессилевшего после многомесячных кутежей»183.

Но тут в ход событий властно вмешался Рок…

2 января 1915 года Анна Вырубова попадает в железнодорожную катастрофу и получает тяжелейшие переломы костей черепа и ног: ее ударила по голове упавшая балка, а ноги зажало и раздавило обломками. «Она умирает, ее не стоит трогать!» — произнес врач, когда пострадавшую извлекли из-под руин. Анну Вырубову причастили. Будучи в «бредовом горячечном состоянии», не открывая все время глаз, она повторяла только одну фразу: «Отец Григорий, помолись за меня!» Царица срочно позвонила Распутину.