Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Несомненно, были знаки, которые даже неквалифицированного инвестора могли заставить помедлить, прежде чем инвестировать в Мэдоффа. Веб-сайт фирмы не упоминал ни о предоставлении консультационных услуг, ни о хедж-фонде, ни о клиентских счетах. Годы шли, а выписки по клиентским счетам по старинке распечатывались на бумаге и рассылались обычной почтой, тогда как клиенты фондов Fidelity или Merrill Lynch могли следить за своими счетами онлайн. Некоторых Мэдофф предупреждал никому не рассказывать о том, что они его инвесторы. Бóльшую часть своей карьеры он не был зарегистрирован в Комиссии по ценным бумагам и биржам в качестве консультанта по инвестициям, и попечитель-управляющий, фидуциар, небольшого пенсионного фонда или инвестор индивидуального пенсионного плана непременно должен был обратить на это внимание. Правда, он выплачивал относительно скромный доход на инвестиции, примерно равный доходу взаимного фонда индекса S&P 500, но его результаты были куда менее волатильны и, следовательно, куда более гарантированны. Как такое возможно? Если Мэдофф намного стабильнее, чем индексный фонд, разве не должна его процентная ставка быть намного ниже?

Пока жертвы Мэдоффа требовали компенсации, вопрос о том, кому все это следовало бы знать, аккуратно поделил мир на две группы. Одна группа обращала внимание на положение Мэдоффа в финансовой отрасли, его многолетний успех в инвестициях, его очевидное богатство и его фальшивую, зато крайне убедительную документацию (объемные отчеты о состоянии клиентских счетов, имитация веб-страниц DTCC, фальшивые трейдинговые терминалы для фабрикации сделок) и спрашивала: «Да как его жертвы могли такое представить?» Другая группа обращала внимание на тревожные сигналы (аномалии, невероятный масштаб, неправдоподобное постоянство доходов, секретность, тревожные слухи на Уолл-стрит) и спрашивала: «Как его жертвы могли не знать всего этого?»

По правде говоря, ответ на вопрос «должны ли они были знать» зависит от того, кем были «они», каковы были «их» личные обстоятельства и насколько «они» доверяли Уолл-стрит, – словом, насколько «они» были доверчивы в жизни вообще. Мир желал единственного ответа. На самом деле ответов были тысячи, и все разные, и каждый из них был спорным, и последствия каждого можно было прогнозировать не иначе как чисто теоретически.

Спору нет, поймать Мэдоффа должна была Комиссия, и поймала бы, если бы не ее прискорбно неадекватные следственные навыки. Но правда и то, что все жертвы Мэдоффа со средним доходом должны были сами защитить себя от разорения, попросту придерживаясь таких знакомых и жестко регулируемых инвестиционных инструментов, как взаимные фонды или банковские депозитные сертификаты, и обходя стороной менее жестко регулируемый сегмент хедж-фондов, не говоря уже о вовсе не регулируемых фондах, подобных Avellino & Bienes с их голословными обещаниями.

Тем не менее все инвесторы, которые честны с самими собой, поймут, что жертвы Мэдоффа из менее искушенного среднего класса при выполнении домашнего задания в области финансов были, вероятно, не менее прилежны и не более легковерны в выборе инвестиций, чем большинство инвесторов в те галопирующие, головокружительные дни перед кризисом 2008 года. Столько людей пыталось в свободное время управлять своими пенсионными сбережениями, притом что они знали слишком мало, а дел у них было слишком много. Поэтому доверие и инстинкт им заменили мелкий шрифт в договоре и юридический жаргон, который, по мнению регуляторов, они обязаны были изучить. Одни доверились Vanguard и Citibank, а другие Мэдоффу, но все они действовали наудачу.

Во вторник 11 августа 2009 года, в 2.45 дня Фрэнк Дипаскали вошел в зал федерального суда в Нижнем Манхэттене. С улыбкой и, казалось, непринужденно он обнялся со своими адвокатами во главе с Марком Мукасеем и перекинулся язвительными остротами с одним из юристов.

В 3.05 судья Ричард Дж. Салливан занял свое место в черном кресле с высокой спинкой. У Салливана, высокого и привлекательного, был глубокой, густой голос, который, должно быть, гипнотизировал присяжных в те времена, когда он был федеральным прокурором. Простыми словами он объяснил цель слушания двум десяткам жертв Мэдоффа в зале суда.

– В пятницу я получил уведомление, что мистер Дипаскали отказывается от своего права подробно ознакомиться с обвинительным заключением, – сказал он. – Обвиняемый согласился признать вину в десяти отдельных уголовных преступлениях, включая сговор с целью мошенничества с ценными бумагами и уклонение от налогов.

Судья механически зачитал длинный перечень вопросов к Дипаскали, составленный таким образом, чтобы показать, что он понимает, что делает. Он и вправду все понимал. Его ум был «кристально чист», сказал он.

Прокурор Марк Литт от имени обвинения изложил суть иска – Дипаскали обвиняется в сговоре с Берни Мэдоффом «и другими» с целью нарушения закона. Он вводил регуляторов в заблуждение фальшивыми документами, лжесвидетельствовал перед Комиссией, осуществлял переводы денег с целью симулировать фальшивые доходы в виде комиссионных и вовлекал в эти преступления других неназванных лиц, заявил Литт.

Дипаскали угрожал срок тюремного заключения в 125 лет, но обвинение согласилось, в случае если он окажет «существенную помощь» следствию, просить суд о снисхождении при вынесении приговора.

Затем Дипаскали зачитал заявление, описывающее его преступления.

«С начала 1990-х годов до декабря 2008 года я помогал Берни Мэдоффу и другим совершать мошенничество», – сообщил он.

Он припомнил, как Мэдофф нанял его в 1975 году прямо после окончания школы. «Примерно к 1990 году Берни Мэдофф стал для меня наставником, и не только. Я был верен ему, – сказал Дипаскали, – и в итоге лояльность привела меня к ужасной, ужасной ошибке».

Годами, продолжал он, он обрабатывал запросы клиентов Мэдоффа. Но ни клиентам, ни регуляторам он не сообщал «одного-единственного факта». «Ни одна покупка или продажа ценных бумах на их счетах на самом деле не имела места. Все это была фальшивка, все это была фикция».

Он перевел дыхание.

«Это было неправильно, и я знал, что это неправильно, сэр».

«Когда вы осознали это? – спросил судья Салливан.

«В конце 1980-х или в начале 1990-х», – ответил он, слегка подкорректировав свое утверждение о том, что мошенничество началось в «начале 1990-х».

Он признал, что сфабриковал массу фальшивых документов, неоднократно одурачив ими Комиссию, и что в своих свидетельских показаниях в январе 2006 года лгал непосредственно регуляторам.

Отчего он лгал юристам Комиссии?

«Чтобы сбить их со следа, сэр», – отвечал Дипаскали.