Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Согласно иску, Питер в силу своей должности в фирме брата был в ответе за ущерб, нанесенный аферой, знал он о ней или нет. Из материалов судебного разбирательства по иску Лаутенбергов видно, что Питер Мэдофф в показаниях под присягой неоднократно ссылался на свои права в соответствии с Пятой поправкой (в частности, на право не свидетельствовать против себя), поскольку прокуратура известила его, что он объект уголовного преследования.

Мог ли Питер не знать? Конечно, он был вечный «младший братишка», и Берни так и не сделал его партнером в бизнесе. И все же, как Берни мог столько лет скрывать от Питера свои преступления? Даже тем, кто знал Питера Мэдоффа и верил в его добропорядочность, было нелегко найти правдоподобные ответы на этот вопрос после ареста Берни.

Адвокат Питера Джон Расти Уинг неизменно повторял одно и то же: его клиент не знал об афере брата и не принимал в ней участия.

К тому времени, как уголовное следствие перевалило на третий год, против Питера так и не выдвинули обвинений, а Комиссия по ценным бумагам и биржам так и не подала гражданский иск в связи с недобросовестным исполнением им обязанностей по корпоративному регулированию в фирме брата. И все-таки, если говорить о членах семьи Мэдофф, то роль Питера в глазах закона была самой неясной.

И постоянные метания из стороны в сторону в деле Лаутенбергов в точности отражали эту неясность.

В сентябре 2009 года председательствующий на процессе федеральный судья отклонил ходатайство Питера о прекращении дела, сославшись на спор, связанный с фактической стороной, о том, в достаточной ли мере исполнял он свои обязанности в фирме, чтобы нести часть вины за аферу брата. Однако в ноябре 2010 года тот же судья ответил отказом на ходатайство Лаутенбергов о вынесении решения в их пользу в порядке упрощенного судопроизводства. Как объяснил судья, недостаточно доказать, что Питер Мэдофф не мог быть обманут или введен в заблуждение по поводу истинного содержания деятельности брата. Судья признал, что должность Питера в фирме, «многолетняя тесная связь с братом» и «отвратительная сущность» аферы «подводит к достаточно мотивированному подозрению о преступной причастности обвиняемого к этой деятельности». Но, заключил он, «подозрения, основанные на должностной позиции, без конкретных доказательств проступка или ответственности за него не могут быть основанием судебного решения». А на тот момент, по словам судьи, конкретных доказательств представлено не было.

Возбудив в июле 2009 года дело против Рут Мэдофф на 44,8 млн долларов, Ирвинг Пикард 2 октября подал иск «по возврату сумм, выплаченных ранее», против Питера, Марка и Эндрю Мэдоффов и дочери Питера Мэдоффа Шейны, которая тоже работала в группе по корпоративному регулированию ликвидированной фирмы.

Но этот тщательно подготовленный иск (составленный теми, кто заполнил сотни судебных запросов на документы, провел десятки опросов и рассмотрел внутренних документов Мэдоффа больше, чем-кто либо еще, за возможным исключением сотрудников ФБР) не представил никаких доказательств того, что Питер или кто-либо из обвиняемых был сообщником Мэдоффа.

Напротив: в иске без обиняков утверждалось, что конкурсный управляющий не обвиняет их в недонесении о мошенничестве прежде, чем Берни Мэдофф признался в нем сам, хотя те, кто был убежден в виновности семьи, и не обратили внимания на эту аккуратную формулировку. Суть претензии сводилась к тому, что должностные лица из семьи Мэдофф должны были обнаружить мошенничество и могли предупредить его, если бы они не «уклонились от исполнения» своего профессионального долга. «Говоря проще, если бы члены семьи честно и исправно делали свою работу, финансовая пирамида Мэдоффа никогда бы не достигла цели либо не продержалась бы так долго», говорилось в исковом заявлении конкурсного управляющего.

В последующих судебных документах Дэвид Шиэн еще доходчивее прояснил позицию конкурсного управляющего: конкурсный управляющий «не стал взваливать на себя бремя доказывания преступного сговора или мошенничества этих обвиняемых по общему праву. Энергично отрицая свое сознательное участие в финансовой пирамиде, обвиняемые тем самым ходатайствовали о прекращении дела, которого конкурсный управляющий не возбуждал». Адвокаты Питера Мэдоффа не преминули указать суду, что «признание конкурсного управляющего крайне важно: за полгода своего расследования он явно не обнаружил никаких доказательств того, что Питеру Мэдоффу было известно об афере брата или что он в ней участвовал».

Ну и что с того? Кухонные аналитики, не знакомые ни с одним из имеющихся у Пикарда свидетельств, все равно считали, что сообщниками Берни были все члены семьи, и в том числе Питер, и неустанно пророчили их арест. Некоторые жертвы публично называли семью Мэдофф организованной преступной группой.

Иск Пикарда составил примерно 200 млн долларов, которые были изъяты со счетов семьи Мэдофф. Он также требовал возмещения неуточненного ущерба и отклонения любых заявок на помощь, которые семья могла подать в SIPC.

В то же время во всем мире против крупных хедж-фондов подавали иски их собственные инвесторы, хотя Пикард утверждал, что имеет преимущественное право на активы этих фондов. То же самое происходило и с «донорскими» фондами поменьше, разными мелкими фирмами по пенсионному консультированию и управлению частными инвестициями, против которых подавали иски по всей Америке, в Европе и на Карибских островах. Гора исков росла, обвинения всюду были одни и те же: «Вы знали (или вам следовало знать), что Мэдофф мошенник».

В этих исках упоминались «тревожные сигналы» Гарри Маркополоса и первые звоночки сомнения, о которых рассказали клиентам несколько бдительных банкиров и консультантов хедж-фондов. Они ссылались на статью 2001 года в журнале Barron’s, случайные ошибки в выписках по клиентским счетам, неправдоподобно единообразные доходы от инвестиций. Каким образом никто из искушенных в вопросах финансов не заподозрил аферы Мэдоффа на фоне всех этих сигналов?

Однако крайне сложно было провести разграничительную черту между теми, кому следовало заподозрить аферу Мэдоффа, и теми, от кого этого и нельзя было ожидать. На Уолл-стрит ходила горькая шутка, что дело Мэдоффа доказало: никаких «квалифицированных инвесторов» не существует. Даже люди финансово проницательные могли, глядя на сомнительные факты, делать ободряющие выводы, и даже тревожные выводы можно было объяснить небрежностью в документации или излишней скрытностью. Сами по себе эти факты не указывали автоматически на крупное мошенничество. Судя по всему, доверие к Берни Мэдоффу могло ослепить менеджера хедж-фонда так же легко, как пенсионерку – вдову лавочника.