Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Роль Питера в ходе бурного десятилетия инновационных перемен сделала его в кругах регуляторов фигурой не менее влиятельной, чем брат. В самой фирме он тоже становился все более значительным лицом, совмещая множество важных функций, в том числе корпоративное регулирование.

Но за пределами сферы технологического совершенствования торговых операций начинаются сплошные тайны. До какой степени Питер был осведомлен о махинациях с открытыми в фирме частными клиентскими счетами, учитывая то, что именно он отвечал за корпоративное регулирование? Знал ли Питер о том, что Берни делал с деньгами, которые стекались к нему от родственников Рут через старую бухгалтерскую контору ее отца? Информировал ли его Берни о финансовом положении тех отделов фирмы, с которыми Питер не был знаком? Словом, знал Питер или не знал все эти годы об афере Мэдоффа?

Нет, нет и нет, по словам самого Мэдоффа и по словам адвоката Питера, которые он произнес сразу после ареста Берни и неизменно повторял в последующие годы – годы, когда Питер был под следствием, но не под арестом; обвинение ему так и не было предъявлено.

У Питера Мэдоффа были и собственные инвестиционные счета, которыми управлял его брат, и эти счета с течением лет принесли ему и членам его семьи миллионные прибыли. Неужели он не заподозрил, что доходы непомерно, неправдоподобно велики? Впоследствии проверки выявят множество сделок, оформленных задним числом, которые сказочно его обогатили. Неужели у Питера ни разу не возникло мысли сесть рядом с Берни и проверить финансовую документацию, чтобы разобраться в конце концов, как возможны такие баснословные прибыли?

С первого дня ареста брата он на все подобные вопросы отвечал «нет». Линия защиты в череде судебных процессов сводилась к тому, что он, как тысячи других людей, полагал, что может безоговорочно доверить своему потрясающе одаренному брату управление деньгами членов его семьи точно так же, как брат доверил ему управлять основным трейдингом фирмы и всегда идти в ногу со временем.

К концу 1970-х годов Фрэнк Авеллино и Майкл Бинс осознали, что им необходимо как-то упорядочить свои деловые отношения с Берни Мэдоффом.

Дело, которое Сол Альперн начал десятью годами ранее по старинке (с чеками от инвесторов, обособленным учетом прибылей, рассылкой чеков на дивиденды, уведомлениями о реинвестициях), стало, по словам Бинса, слишком трудоемким. Бухгалтеры изнемогали от такого же бумажного затора, каким в свое время переболела Уолл-стрит, но у них не было доступа к высокопроизводительным компьютерам-мейнфреймам, которые решили бы эту проблему, а до появления персональных компьютеров оставалось еще несколько лет. А ведь нужно было еще когда-то заниматься и собственно бухгалтерскими делами.

Фирма Avellino & Bienes после унаследовала почти всех клиентов Сола Альперна, кроме одного – фирмы Bernard L. Madoff Investment Securities. Бухгалтерию фирмы Мэдоффа вел Джером Горовиц, прежде также работавший у Альперна и теперь крепко стоявший на ногах. Бинс давно подозревал, что Горовиц рано или поздно учредит собственную практику, – что тот и сделал. Еще при Альперне именно Горовиц занимался ежегодной налоговой бухгалтерией и аудиторской текучкой брокерской фирмы Мэдоффа. Когда Горовиц в конце 1960-х годов покинул фирму Альперна, чтобы открыть свою собственную, он забрал с собой и бухгалтерию Мэдоффа.

По-видимому, никто не был в обиде, поскольку Берни Мэдофф продолжал инвестировать деньги клиентов Avellino & Bienes и после того, как его тесть отошел от дел. Число клиентских счетов в фирме Мэдоффа немного выросло «за счет размещения индивидуальных пенсионных счетов клиентов бухгалтерских услуг», – пояснил Мэдофф в письме из тюрьмы, однако число это не превышало полудюжины, и все они, по его словам, участвовали в его «фирменных» арбитражных сделках.

«Я считал само собой разумеющимся, что все счета Avellino & Bienes будут работать так же, как и изначальный счет моего тестя», – объяснял он. Иными словами, деньги множества инвесторов будут объединены на нескольких счетах в фирме Мэдоффа, а прибыли будет соответствующим образом распределять бухгалтерская фирма. Он утверждал, что предупредил Авеллино и Бинса: число инвесторов не должно превышать порог, обязывающий регистрировать открытый взаимный фонд. Это утверждение Майкл Бинс впоследствии упорно опровергал в своих публичных высказываниях.

Бинса, Авеллино и их клиентов уровень доходности вложений вполне устраивал (позднее регуляторы говорили, что прибыли превышали 15 %, приближались к 20 %, но достоверных данных о показателях фирмы Мэдоффа тех лет не существует), если бы не бумажные завалы. Бинс приписывает Авеллино искрометную идею: «В четырех словах: давай платить твердый процент. Все просто. Устанавливаешь фиксированный процент. Раз в квартал начисляешь. А они пусть решают: хотят – реинвестируют, хотят – забирают чек».

Этот шаг примечателен тем, что он принципиально изменил подход в обращении с деньгами, которые фирма Avellino & Bienes инвестировала через Мэдоффа, и эта перемена, по словам Мэдоффа, произошла без его ведома и согласия. Процесс настолько упростился, что небольшая бухгалтерская фирма смогла управляться с огромным числом клиентов и головокружительными денежными суммами. Внедрение нового подхода никак не декларировалось – ни формальным учреждением новой структуры (инвестиционного партнерства), ни созданием отдельной фирмы. Все было очень неформально, но, как заверял Майкл Бинс спустя много лет, их бухгалтерская фирма сознательно пошла на это. «Вот как мы доверяли Берни», – сокрушался он.

То была эпоха, когда люди страстно желали верить во что-то незыблемое, надежное как скала. В 1970-е годы всех не оставляло ощущение, что это десятилетие станет последним для Уолл-стрит. Контраст между общим унынием на Уолл-стрит и очевидным успехом Мэдоффа с его арбитражным трейдингом только укреплял его репутацию.

«В 1970-х годах фондовый рынок вошел в кризис, и никто этого не заметил», – писал финансовый обозреватель Джерри Гудмен. В отличие от краха 1929 года, кризис семидесятых был вялотекущим. «Если первый был отчаянным прыжком с шестидесятого этажа, то второй больше походил на утопление в джакузи». Джакузи вроде бы звучит не так страшно, но конец все равно один.

Инфляция, которую правительство подпитывало дорогостоящей военной кампанией во Вьетнаме и амбициозными программами социальной помощи, рубила в лапшу ценность бумажных денег. Когда в 1960-х Берни Мэдофф затевал свой бизнес, годовая инфляция составляла меньше двух процентов. Когда в 1969 году президент Ричард Никсон вступил в должность, инфляция составила пять процентов. В первые девять месяцев 1979 года она достигла почти одиннадцати процентов. «Инфляция такого масштаба в мирное время не знает прецедентов в истории Америки», – комментировал один специалист из Федерального резерва.