Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Помимо развития офшорных фондов, Манцке сумела выдвинуть Tremont Partners в авангард открытых хедж-фондов для внутренних американских инвесторов. В 1994 году Tremont запустил фонды Rye, на которых часто останавливали свой выбор консультанты пенсионных планов и индивидуальных пенсионных счетов. В перспективе через фонды Rye в руки Мэдоффа попадет более миллиарда долларов.

Фонды Rye родились в тот же год, когда Манцке приобрела партнера по Tremont Роберта И. Шульмана, который до этого управлял в Smith Barney шестидесятимиллиардным консалтинговым подразделением и его группой по разработке новых розничных инструментов. Боб Шульман со своим круглым, открытым лицом и курчавыми волосами был на Уолл-стрит популярной и уважаемой персоной. Согласно материалам одного из судебных процессов, он годами громогласно восхвалял Мэдоффа и его достижения, но позднейшие показания в суде указывают на то, что Манцке была знакома с Мэдоффом еще до того, как Шульман пришел в Tremont.

Весной 2001 года, когда Майкл Окрент и Barron’s опубликовали скептические статьи о тайнах бизнеса Мэдоффа по управлению инвестициями, гигантская группа фондов Oppenheimer Funds произвела его комплексную экспертизу для сделки по покупке Tremont Partners. Прямыми свидетельствами того, что статьи вызвали переполох среди юристов и аналитиков, которые компоновали сделку, мы не располагаем. Сделка была заключена, и к июлю Сандра Манцке и Боб Шульман, образно говоря, смели с покерного стола громадную кучу фишек.

Tremont, помимо связей с Oppenheimer, сколачивал сложные и престижные альянсы по всей карте мира хедж-фондов. В совместном предприятии с Credit Suisse он популяризовал индекс эффективности хедж-фондов, соблазняя банкиров с творческой жилкой измышлять новые, экзотические деривативы (производные финансовые инструменты), привязанные к этому индексу.

Пока регуляторы пытались разобраться в «возможных последствиях роста хедж-фондов (в 2003 году это стало темой публичного форума), Манцке и Шульман стали модными финансовыми гуру. Они излучали веру в хедж-фонды как в отрасль, хотя та же Манцке открыто ратовала за то, чтобы регуляторы требовали от управляющих хедж-фондами теснее сотрудничать с подобными ей консультантами «фондов фондов».

На одном из форумов она заявила регуляторам: «От управляющих очень трудно получить ответы, а в карманах у них теперь лежат все ключи. Если, искренне желая вложиться в хороший фонд, вы зададите несколько трудных вопросов, ответа вы можете и не получить. Мало того, этот фонд может и не захотеть с вами работать». Вполне вероятно, что Манцке имела в виду Мэдоффа: он славился тем, что особо въедливым клиентам, одолевавшим его неудобными вопросами, он предлагал забрать свои деньги и оставить его в покое. Быть изгнанным Берни означало смертный приговор любому фонду, чье существование, включая щедрое вознаграждение управляющему, зиждилось на доступе к Мэдоффу.

Профессиональное прошлое Сандры Манцке и ее доходное настоящее вступили в прямой конфликт в 2002 году, когда аналитики ее прежней стартовой площадки, ныне называемой Rogerscasey Inc., присмотрелись к семейству хедж-фондов Tremont и предостерегли их клиентов.

Суть этого предостережения сводилась к тому, что в Tremont просто не могли знать содержимого черного ящика Мэдоффа: в отношениях с бизнес-партнерами фирма Tremont «допускает ограниченную прозрачность третьей стороны», заявили в Rogerscasey Inc., переведя свое простое сообщение на жаргон финансовых консультантов. Аналитикам Rogerscasey не нравился обычай Мэдоффа в конце каждого года размещать средства в краткосрочных казначейских векселях, собственноручно занимаясь клирингом и рассылая только свои собственные свидетельства о сделках, что, по замечанию аналитиков, может быть признаком подтасовки. Оценка экспертами Rogerscasey фондов Tremont, связанных с Мэдоффом, сводилась к рекомендации «продавать».

И все-таки в датированном 26 февраля 2004 года заключении Rogerscasey по фондам Tremont кое-что было выражено предельно ясно, простым английским языком: «Предпринимательские риски Мэдоффа чреваты катастрофой. Даже если отдельные финансовые инструменты прямо не пострадают… в целом репутация финансовых инструментов Tremont просто испарится, как только большой корабль Мэдоффа перевернется вверх дном».

Около 2002 года тайная финансовая пирамида Мэдоффа переживала расцвет. К тому времени Fairfield Greenwich Group вложила в него более четырех миллиардов долларов, а новые миллиарды полились из фондов Kingate, из различных финансовых инструментов Tremont и из трех фондов Меркина. Сотни миллионов долларов шли от всех преданных инвесторов, набранных еще Avellino & Bienes, которых Берни самолично, телефонными звонками и личными встречами, стаскивал со спасательного плота Комиссии по ценным бумагам и биржам. Если кто-то из прокручивавших такие исполинские аферы и мог чувствовать себя уверенно, то это был Мэдофф.

Но в глубине его финансовой пирамиды тикала бомба, заложенная Джеффри Пикауэром, одним из старейших клиентов. Пикауэр, некогда пробивной налоговый юрист, попал в орбиту Мэдоффа еще в 1960-х годах, когда Майкл Бинс, партнер Сола Альперна по бухгалтерской фирме, женился на сестре Пикауэра. Теперь Бинс был женат на другой женщине, зато Пикауэр стал одним из крупнейших инвесторов Мэдоффа – и одной из заноз, которая досаждала ему все больше и больше.

В любой финансовой пирамиде главное – поддерживать приток денег, чтобы в любой момент можно было легко и быстро изъять крупные суммы и тем усыпить бдительность инвесторов и упрочить их доверие. Теперь инвесторы Мэдоффа постарели, некоторые из них были сказочно богаты, и большинство – неистощимо щедры. Каждый год они снимали со своих счетов у Мэдоффа десятки миллионов долларов на образование внуков, на поддержку школ, строительство больниц, обновление музеев искусств, спонсирование медицинских исследований, финансирование множества достойных благотворительных учреждений и университетских кафедр, сформированных за счет целевых фондов.

Но никто, кроме Джеффри Пикауэра и его жены Барбары, не черпал из копилки своих средств у Мэдоффа так глубоко или с таким постоянством. Они были тихой парой, и их имена редко появлялись в светских колонках Палм-Бич или в списках богатейших людей Америки по версии журнала Forbes. Хотя они, несомненно, в этот список входили. На самом деле Пикауэр был куда богаче, чем осознавал даже сам Мэдофф.

Пикауэр срывал баснословные куши, делая ставки на перспективные медицинские и технологические компании и на корпоративные слияния, с одной-единственной сделки пожиная больше миллиарда долларов прибыли и регулярно прокручивая эти прибыли через свои счета у Мэдоффа. Со временем общая сумма его инвестиций в Мэдоффа составила около 620 млн долларов в деньгах и ценных бумагах. Благодаря постоянно высокому уровню отдачи от инвестиций, которым славился Мэдофф, остатки на счетах Пикауэра достигли миллиардов долларов. Уже в 1986 году он был богат настолько, чтобы вложить 28 млн долларов в арбитражный фонд, возглавляемый Айвеном Боски (или Боески; другой вариант – Иван Бойский). Этот скандально знаменитый трейдер незаконно наращивал прибыли своего фонда, покупая подсказки у инсайдеров Уолл-стрит, и стал прототипом Гордона Гекко, персонажа фильма Оливера Стоуна «Уолл-стрит», снятого в 1987 году. К концу 1990-х годов трейдинговый счет Пикауэра у Goldman Sachs – всего один из множества его брокерских счетов на Уолл-стрит – превышал 10 млрд долларов. В какой-то момент он получил пятимиллиардный маржинальный кредит, из чего следует, что в Goldman Sachs знали: повернись рынок против Пикауэра, он легко сможет расплатиться.